"Владимир Чивилихин "Память" (роман-эссе)" - читать интересную книгу автора

- Спасибо, Катя. Разыщу.
- А я скоро еду в Ленинград. Там живет внучка декабриста Василия Ивашева.
- Внучка? Но это, Катя, ведь невозможно! Сколько же ей можеть быть лет?
- Сто.
- Ровно?
- Да. Скоро сто один, поэтому я еду. Она была врачом-педиатром. В начале
войны, уже старушкой, она была назначена сопровождать эвакуированных
школьников на Валдай, там тяжело заболела, а сообщение уже было прервано, и
ее дочь Екатерина Семеновна - в нашем роду много Екатерин - с трудом
доставила больную в Ленинград, откуда семья осенью сорок первого
эвакуировалась в тыл... Екатерина Петровна еще сама на пятый этаж
поднимается.
Будущий русский историк Катя Зайцева пообещала мне показать свою папку,
дала телефоны и адреса. Через несколько дней я связался с Еленой
Константиновной Решко, а 10 сентября 1977 года отправил в Ленинград
телеграмму Екатерине Петровне Ивашевой-Александровой: "Поздравляю Вас,
старейшину декабристскях потомков, с первым годом второго столетия Вашей
прекрасной жизни. Доброго здоровья и сил".
А совсем недавно узнал, что в тот день ленинградцы доверху засыпали
гвоздиками и розами скромную квартирку Екатерины Петровны.
Декабристов Николая Басаргина и Василия Ивашева действительно связывала
крепкая дружба, начавшаяся еще в те времена, когда они были молодыми
офицерами, адъютантами Витгенштейна. Василий Ивашев был скромным, чутким,
чрезвычайно, как бы мы сейчас сказали, интеллигентным человеком. На каторге
с ним произошел один примечательный эпизод, довольно известный, однако
достойный того, чтоб повториться о нем, сделав здесь несколько шагов
боковой тропкой нашего путешествия. В Чите Николай Басаргин получил
известие о смерти своей маленькой дочки Софьи, это было его второе горе -
мать девочки, урожденная княжна Мещерская, скончалась перед тем. Сам
охваченный смертной тоской, декабрист, однако, находит в себе силы
поддержать участливым словом друга, который незадолго до перевода
декабристов на Петровский завод совсем упал духом, как-то странно замкнулся
в себе, "был грустен, мрачен и задумчив". Только Басаргин никак не мог
предположить, что Ивашев задумал в эти дни нечто особенное-изготовился
рискнуть жизнью в безумном поиске свободы. Решение это, принятое в
одиночку, было твердым и окончательным. Судя по всему, побег был уже
подготовлен. В лесной глуши какойто беглый каторжник, с которым Ивашев
установил связь, будто бы вырыл для декабриста тайник, закупил и завез туда
продуктов - Ивашев, оказывается, утаил от досмотров полторы тысячи рублей.
И казематный тын уже подпилил соучастник Ивашева. Ночью они должны были
встретиться у лаза, схорониться в тайнике, дождаться, когда прекратятся
поиски, и направиться к китайской границе...
Николай Басаргин, узнав днем об этом плане, был уверен, что беглый
каторжник либо убьет соучастника, чтоб завладеть деньгами, либо выдаст
начальству, заслужив прощение себе. И он с трудом уговорил Ивашева
подождать хотя бы неделю, еще раз взвесить все обстоятельства, подумать о
возможных последствиях этого опасного замысла.
Три дня Николай Басаргин тревожно и заботливо опекал друга, надеясь, что
тот все же не решится на непоправимый шаг, и, должно быть, не раз
вспоминал, как ему самому предложили бежать из Петропавловской крепости.