"Эмиль Чоран. Признания и проклятия " - читать интересную книгу автораМои книги, мое творчество... Гротескная сторона этих притяжательных местоимений. Все пропало, как только литература перестала быть анонимной. Декаданс начался с появления первого автора. Когда-то давно я решил, что больше никогда не пожму руку человеку с отменным здоровьем. Тем не менее мне пришлось немного скорректировать свои взгляды, так как вскоре я обнаружил, что многие из тех, на кого я смотрел с подозрением, были подвержены этой напасти меньше, чем я думал. Зачем же наживать себе врагов, основываясь на одних только подозрениях? Ничто так не мешает мыслить последовательно, как навязчивое ощущение собственного мозга. Быть может, в этом и состоит причина того, почему сумасшедшие мыслят лишь проблесками. Этот прохожий - что ему надо? Зачем он живет? А этот ребенок, а его мать, а тот старик? Во время этой проклятой прогулки никто в моих глазах не был удостоен милости. Наконец я вошел в мясную лавку, где висело нечто, напоминавшее половину туши быка. При виде этого зрелища я едва не разрыдался. Во время приступов ярости я с досадой чувствую, что уподобляюсь святому Павлу. Мое сродство с одержимыми, со всеми, кого я ненавижу. Кто еще мог когда- либо так походить на своих антиподов? Более всего мне ненавистно планомерное сомнение. Я согласен сомневаться, но лишь когда мне этого захочется. Следствие первоначальной Неэффективности... Недавно, желая глубже рассмотреть одну серьезную тему, которая мне никак не давалась, я прилег. Мои проекты часто приводили меня в кровать - предопределенный итог моих амбиций. Кто-то всегда находится над вами: даже над Богом возвышается Небытие. Погибнуть! - это мое любимое слово, которое, что весьма любопытно, отнюдь не вызывает у меня чувства непоправимости. Как только мне необходимо с кем-нибудь встретиться, меня охватывает такое желание уединиться, что, когда я говорю, я теряю над своими словами всякий контроль, и этот вырвавшийся словесный поток принимается за остроумие. О этот мир, так мастерски не удавшийся! - говорим мы себе каждый раз, когда бываем в снисходительном расположении духа. Напыщенность несовместима с физической болью. Как только наши телеса подают нам сигнал, мы снова оказываемся сведены к своим нормальным размерам, к самой унизительной, самой опустошительной очевидности. |
|
|