"Эмиль Чоран. Признания и проклятия " - читать интересную книгу автора

война, - вы, как и я, это знаете. А здесь спокойно. Нас не мобилизуют, и
потом никто не станет бомбить сумасшедший дом. На вашем месте я бы сразу
туда лег.
Взволнованный и очарованный, покинув его, я постарался разузнать о нем
побольше. Меня заверили, что он действительно сумасшедший. Правда это или
нет, но никто и никогда не дал мне более разумного совета.

Предметом литературы является человеческая порочность. Писатель
радуется порочности Адама и процветает лишь в той мере, в какой каждый из
нас принимает ее и воспроизводит.

Если взять природу, то здесь малейшее новаторство оказывается
разрушительным. Жизнь консервативна, она расцветает лишь благодаря
повторению, клише, помпезности. Полная противоположность искусству.

Чингисхан брал с собой в походы величайшего даосского мудреца своего
времени. Крайняя жестокость редко бывает обыкновенной: в ней всегда
присутствует что-то странное и утонченное, вызывающее страх и почтение.
Вильгельм Завоеватель, столь же беспощадный к своим соратникам, как и к
своим врагам, любил исключительно диких зверей и лесные дебри, где гулял
всегда в одиночестве.

Я собирался уходить, когда, чтобы поправить шарф, посмотрел на себя в
зеркало. Внезапно меня обуял невыразимый ужас: кто это? Я не мог себя
узнать. Хотя я узнавал свое пальто, галстук, шляпу, тем не менее я не знал,
кто я такой, потому что я не был собой. Это длилось несколько секунд:
двадцать, тридцать, сорок? Но когда мне удалось вновь обрести себя, ужас
остался. Пришлось долго ждать, пока он соблаговолит рассеяться.

Чтобы построить свою раковину, устрица должна пропустить через себя
такое количество морской воды, которое в пятьдесят тысяч раз превышает ее
собственный вес.
...Куда меня занесло в поисках уроков терпения!

Где-то прочел утверждение: "Бог говорит только о самом себе". Вот здесь
у Всевышнего есть немало соперников.

Быть или не быть.
...Ни то, ни другое.

Стоит мне наткнуться на какое-нибудь буддийское изречение, и каждый раз
во мне пробуждается желание вернуться к этой мудрости, которую я в течение
довольно длительного времени пытался усвоить и от которой я по непонятной
причине несколько отдалился. Именно она заключает в себе не столько истину,
сколько нечто лучшее. И именно благодаря ей достигаешь того состояния, в
котором очищаешься от всего, в первую очередь от иллюзий. Не иметь больше
никаких иллюзий, не рискуя при этом, однако, испытать крах; погрузиться в
разочарование, избежав при этом ощущения горечи; с каждым днем шаг за шагом
освобождаться от слепоты, в которой влачат свое существование все эти
полчища живущих.