"Лидия Чуковская. Герой 'Поэмы без героя'" - читать интересную книгу автора Вековой собеседник луны.
Не обманут притворные стоны, Ты железные пишешь законы, Хаммураби, ликурги, солоны У тебя поучиться должны. У кого у тебя? Кто этот державный "Ты", который вечно жалуется на свою тяжкую долю, а на самом деле повелевает миром? Вот он - Поэт с большой буквы, упомянутый еще в прозаической ремарке к первой части: Существо это странного нрава. Он не ждет, чтоб подагра и слава Впопыхах усадили его В юбилейные пышные кресла, А несет по цветущему вереску, По пустыням свое торжество. В.М. Жирмунский пресерьезно спрашивал меня, не имеет ли в виду Анна Андреевна - Шилейко, который а) писал стихи, б) не признавал юбилеев...15 Г.П. Струве размышляет тоже всерьез, не Анрепа ли или еще кого-то она имела в виду?16 Существо это странного нрава... "Решка" рассказывает о том, как это существо творит, в чем Тайна его ремесла. В частности, о том, как она, Анна Ахматова, творила свою поэму. "Оборотная сторона" - не монеты, а "Петербургской повести". Как она, эта повесть, о 1913 годе, писалась? С одной стороны, "Девятьсот тринадцатый год" вызван к жизни тем "Бес попутал в укладке рыться..." - а в укладке - вещи, а каждая вещь это сигнал памяти, требование памяти: вспомни! Тут нужно сделать отступление об Ахматовской памяти. О том, что не только сама она все помнит, и липы у нее помнят, и город помнит, и шоссе помнит17. Собственная ее - память у нее всегда подвал, погреб - нечто запертое - замурованная дверь и т. д. В лучшем случае - шкатулка. Начав рыться в шкатулке, она вынимает оттуда вещи, которые ранят, и бередят, и животворят память... (В стихах: "И в памяти черной пошарив, найдешь / До самого локтя перчатки..." - а вместе с этими перчатками ночь Петербурга, ветер с залива, театральная ложа и Блок - то есть тринадцатый год.) В "Решке" роль этих перчаток играет надбитый флакон. Он давний, прежний, он, верно, из 13-го года, он еще пахнет 13-м годом и надбит тогда же, и вот почему, когда она берет его в руки, то видит: И над тем флаконом надбитым, то есть над флаконом того, ушедшего времени, тринадцатого года Языком кривым и сердитым Яд неведомый пламенел. Яд творческой памяти. В шкатулке памяти не один лишь флакон. "Решка" свидетельствует о бунте вещей тринадцатого года, которые, взбунтовавшись, вызвали из памяти множество забытых сувениров18. Не отбиться от рухляди пестрой... (С памятью, как с некиим живым существом и даже несколько посторонним и всегда страшным, у Ахматовой свои особые счеты. Память - одна из героинь ее |
|
|