"Ванцетти Иванович Чукреев. Орудия в чехлах " - читать интересную книгу автора

вспененные волны, которые тем выше и круче идут от скул корабельного
корпуса, чем больше узлов развивает корабль, - кажется, поглотили все
внимание, все думы адмирала. Он смотрит на эти вспененные волны, он не
отрывает взгляда от них, но... вряд ли он видит их сейчас. Все мысли его
сейчас там, около того судна, с борта которого получена неожиданная и
необычная телеграмма. Необычная, да. Уж, кажется, в жизни все испытано, все
пережито, и трудно назвать что-нибудь необычным. Но все-таки... Да нет, что
необычного! Это все то же.
Продолжение. Одно событие длинного ряда. В этом ряду: подводная лодка,
неизвестная подводная лодка в нашем проливе. В мирные дни. И нужно отдать
команду бомбить... Или... Или когда доносят: в перестрелке с группой
диверсантов убит матрос с поста СНИС. Разве это не тот же ряд? И все-таки...
Нет, это уже не испытание нервов. Это уже не то, когда чувствуешь, как
щупают твою душу и спрашивают - ну, как вы, господа русские? Может быть, на
чем-нибудь сорветесь? Может быть, оступитесь? Может быть, нервы ваши не
выдержат и вы сделаете какую-нибудь глупость?
Нет, господа! Господа иностранные! Мы глупостей делать не будем. Но уж
коли на то пошло!..
Эсминцы шли. Стремительные и напряженные, оставляя за кормою широкую
полосу кипящей воды.
А в башне тихо. Так тихо, как между двумя залпами, когда первый
отгремел, орудия снова заряжены, но ревуны еще молчат и молчание их
затягивается.
Андрей смотрит на экраны наводки. "А зря Иван не познакомился с Женей.
Она бы ему понравилась. Да она и так ему понравилась. Он все-таки
непонятный. Сначала испортил своими шуточками все утро, привязался и
привязался - "покажи свою любовь". А как подошли к тому месту, где ждала
Женя... Она пришла раньше. Стояла такая печальная и немножко сердитая. А я
из-за этих дурацких шуточек опоздал. Но Ванька... Он выглянул из-за кустика.
Он иногда совсем как парнишка, а уж скоро двадцать пять стукнет. Он
выглянул, взглянул на нее и даже крякнул: ого! И больше ни слова... А
потом... Ему не хотелось расставаться так скоро. Нет, не хотелось. Это
теперь я чувствую ясно. Он держал мою руку, он, как девичью, держал мою
руку. И голос его стал сразу другим. Хоть он и говорил по-прежнему грубо...
Где он теперь?"
- Сегодня все какие-то непроспавшиеся, - сказал командир орудия
старшина первой статьи Быков.
Он стоял, положив руку на рычаг замка.
- Кто-нибудь пошутил бы, что ли!
Но голос его, звучавший в этой тишине неестественно, не был подхвачен и
умолк.
В это время на мостике сигнальщик, наблюдавший за морем, прокричал:
- Курсовой тридцать три! Предмет!
Это не был предмет. На пологих широких волнах мертвой зыби покачивалось
вспомогательное судно "Ратник". И, может быть, это покачивание совсем не
было бы заметно, если бы вода проходила вдоль борта, ласковая, похлопывая,
поглаживая его деревянную обшивку. Но она плескалась в пробоине. В черной
пробоине под полубаком. Серо-голубоватая, светлая, она, накатываясь на
корабль, вливаясь в рваную его рану, становилась темной и угрожающе
поблескивала.