"Ванцетти Иванович Чукреев. Орудия в чехлах " - читать интересную книгу автора

вздрагивающим внутренней дрожью частям машин. Другой конец прута кончался
небольшой, чуть шире человеческого уха, тарелочкой. Приникая к этим
тарелочкам, матросы, пожалуй, с большей внимательностью, чем врач,
проверяющий дыхание больного, слушали биение корабельного сердца.
Около металлических, большого диаметра колес, напоминавших увеличенные
баранки автомашин, стояли маневровщики. Стояли те, чьи руки сводят воедино
мощь воздушных потоков, поданных в топки, энергию, таящуюся в черной
маслянистой реке корабельного топлива, мощь пламени, силу котла, умение и
технику кочегаров. Одно лишнее движение, неправильный поворот, одна
оплошность машиниста маневрового клапана, и пар будет сорван, пар упадет
ниже марки. И все напряжение, вся энергия, все звонки и приказания сверху
будут напрасными.
Но маневровщики стояли умелые, стояли испытанные.
Эсминцы шли, разбрасывая воду ножами форштевней, оставляя позади
кипящие горбы бурунов. Катился над палубой тяжелый ветер, полоскались
вымпелы да флаг адмирала на головном, и больше никакого движения не виделось
наверху.
На мостике, где стоял командующий эскадрой, было особенно тихо.
Уже давно скрылся последний маяк. Скрылась родная земля. Ее продолжал
еще видеть только радиометрист, сидевший перед экраном локатора.
Затемненная просторная рубка. Наглухо задраена дверь, опущены и крепко
завинчены иллюминаторы. Сюда не проникает ни один звук снаружи. Только тихий
шелест и изредка мягкое потрескивание: будто бы уши слышат, как по
сложнейшим системам, по удивительно точным приборам проходит электрический
ток.
Наверху, над мачтой, вращается плоская, изогнутая дугой, будто готовая
захватить в объятия огромные просторы, антенна радиолокатора. Повторяя ее
движение, здесь, внизу, по бледному, цветом напоминающему морскую
поверхность во время пасмурного дня кругу-экрану, бежит тонкая ярко-голубая
горящая ниточка. Вот она встрескивает, в одном месте как бы вспыхивает
желтоватым широким огоньком и оставляет этот огонек на засветившейся
поверхности экрана. Это береговой холм. Вот снова треск, снова
желтовато-зеленое пятнышко, снова, снова - и береговая линия со всеми ее
изгибами, с прибрежными островами, с каким-то корабликом, идущим вдоль нее,
вырисовывается на темном экране цепью желтовато-зеленых пятен, то более, то
менее ярких. А ниточка, горящая голубым огнем, бежит уже дальше по кругу.
Словно рука, внимательная, чуткая, ощупывает каждый сантиметр морских
просторов.
Все более и более уползают желтовато-зеленые пятна за ободок экрана;
катится кверху, все более и более сужаясь, линия берега. Земля Родины уходит
назад. Вот вспыхивает ярко-желтою точкой последний из островов, что
раскиданы вдоль берега. Вспыхивает и уползает под ободок. И вот уже
поверхность всего экрана - серовато-темная, чуть-чуть с голубизной, как море
наступающего дня.
На мостике тихо. На мостике ждут.
У правого борта, впереди прокладочного столика, около которого, иногда
проводя корабль через узкость или другое опасное для плавания место,
работает штурман, сейчас стоит адмирал. Положив руку на бортовую стенку,
ограждающую мостик, он смотрит... не вдаль. Нет, он смотрит на игру воды
около носа корабля. Ему не виден форштевень, и только "усы" - невысокие