"Ванцетти Иванович Чукреев. Орудия в чехлах " - читать интересную книгу автора

больше ничего на свете в эти секунды не существовало для него. Ничего!
Красная стрелка, стрелка, стоящая точно под штрихом неподвижного
индекса. В ней все. В ней молодость его. пусть нелегкая, но радостная и
светлая. В ней Родина его, Родина большая, огромная, с Москвой, с Волгой, с
Уралом, с ее безбрежными полями, которые видел он, пересекая страну из конца
в конец; и родина маленькая, где село припало к речушке. И речушка, пусть
узкая, мелкая, но в ней столько мальчишеских радостей!
Стрелка, волнуясь, стоит под белым штришком. Стой, стрелка! В тебе горе
матери, большое, ни с чем не сравнимое горе, боль и тоска ожидания, быть
может, напрасного.
"Стой!" Он хотел это выкрикнуть. Выкрикнуть не потому, что душа
напряглась до предела, что дальше думать и жить молча не мог. Нет! Он хотел
это выкрикнуть потому, что круги вдруг пошли. Внутренний круг, увлекая
красную стрелку, рванулся вдруг в сторону и пошел, пошел вниз. Андрей рванул
рычаг, остановив и погнав стрелку обратно. Но она... она снова. Андрей
почувствовал, как тяжелая стена башни наваливается на спину, как нос
корабля... Он видел, как друзья его, его дорогие, большие друзья, тоже рвали
и крутили рукоятки. По недоумению на лице визирщика, который держал
вражеский корабль в стеклах, он понял...
Голос знакомый, в котором явственно была слышна боль, хрипло сказал по
всей башне:
- Дробь! Орудия на ноль.
Опершись локтем на банкет (щит-стенку, на которой располагалась часть
многочисленных приборов управления артиллерийским огнем), стоял адмирал.
Над рукой его, высовываясь краешком из сжатого кулака, чуть шелестел
бланк шифрограммы.
Тихо плескалась и лениво убегала в стороны от скул корабля волна,
мелкая и спокойная. Небо светлело, и серая вода, подернутая рябью
предутреннего ветерка, становилась темнее, принимала прозрачно-зеленый
оттенок. Опустив орудия и сбавив ход до "полного", следовал за флагманом
второй эсминец.
Адмирал с сожалением посмотрел в ту сторону, где скрылись, уйдя к своим
базам, чужие фрегаты, и тяжелое чувство неотомщенной великой обиды опять
шевельнулось на сердце.
Листочек бумаги, что держал в руке командующий эскадрой, извещал о том,
что вот в эти же часы спровоцирован большой военный конфликт на границе
соседнего дружественного нам государства. Что, без сомнения, агрессивные
силы предпримут попытки расширить очаг пожара и перекинуть его... Что в этих
условиях бдительность и выдержка...
"И все-таки жаль, что эти ушли".
Вечером, когда солнце только что опустилось за сопки, закрывавшие город
с запада, после короткого учения на боевых постах позвонили, чтобы Ковалев
пришел в госпиталь к брату.
Командир разрешил сойти на берег. Андрей быстро собрался, но
невыносимая тяжесть вдруг навалилась на душу. Вместо того чтобы скорее идти
в город, он поднялся на палубу, прошел к носовой орудийной башне - своей
родной башне, где около правого орудия было его боевое место, и,
прислонившись коленями к волнолому, долго смотрел на темнеющую бухту, на
корабли, разбросанные у складов и пакгаузов, под кранами, под угольной
эстакадой.