"Наедине с Большой Медведицей" - читать интересную книгу автора (Санин Владимир Маркович)

МЫ ИДЕМ НА ОХОТУ

Природа – великий целитель и миротворец. Когда я остаюсь с ней наедине, в голову идут всякие возвышенные, чистые мысли: хочется думать о необыкновенных вещах, вроде любви Данте к Беатриче, о звездах и Аэлите…

Я лежал в гамаке и тихо покачивался, отдыхая после зарядки и речки. Нина готовила завтрак, Вася готовил к охоте боеприпасы, Таня за что-то поругивала Николая. Мне было хорошо и спокойно. Я думал о том, как приятно было бы заснуть сейчас в этом уютном гамаке, под щебет птиц и шелест деревьев, и спать долго-долго…

Проснулся я от безумного вопля у себя над ухом:

– Спасайтесь, медведь! Бегите, спасайтесь! Ой!

Я рванулся из гамака, но не тут-то было. Я решил, что запутался, рванулся сильнее, но безуспешно. Сзади послышалось рычание, и чье-то горячее, прерывистое дыхание согрело мне спину.

– Николай! Вася! – в ужасе закричал я. – Медведь!

– Что с тобой, друг мой? – участливо спросил Николай, подходя к гамаку.

– У него жар! – заявил Вася, щупая мой лоб.

– Что тебе приснилось? – удивилась Таня.

– Бедняжке, наверное, приснился медведь, – ласково сказал Николай. – Не бойся, деточка, он тебя не скушает, он ослятину не ест.

Кое-как я распутал веревки, которыми мои руки и ноги были привязаны к гамаку, и пообещал этой хохочущей компании, что месть моя будет ужасной. От этого компания развеселилась еще больше. Я выяснил, что вдохновителем возмутительной шутки был Николай, и решил при случае хорошенько его отблагодарить.

Сегодня у Васи был праздничный день – мы согласились под его руководством идти на охоту. Николай сказал, что он останется приводить в порядок машину, и посоветовал, когда Вася будет стрелять, прятаться за самые толстые деревья, иначе он не ручается за нашу безопасность.

Мы пошли в сторону от границы заповедника и углубились в лес. (Я уже рассказывал, как чувствовал себя в лесу, и поэтому не буду повторяться, тем более что вопросы пребывания в лесу подробно разработаны у братьев Гримм, Фенимора Купера и Солоухина. Отсылаю любителей лесных пейзажей к их произведениям.) Каждый из нас занимался своим делом. Нина собирала грибы, бросая их в привязанную к Лешкиной шее корзину. Лешка оказался отличным носильщиком, послушным и непритязательным. Кстати, и брал он недорого – полфунта сахару в день его устраивало. Таня, которая немного зазналась после своих рыбацких успехов, не отходила от Васи, перенимая его опыт. Она выговорила себе право первого выстрела, если первой увидит дичь. А я просто шел и беседовал с Костей, тем самым черненьким из Таниной гвардии. Он за нами увязался, и я не пожалел об этом, потому что Костя оказался отличным собеседником. Он мне рассказал одну историю о Полифеме, которую я выслушал с большим вниманием.

Месяца два назад в заповедник приехала киноэкспедиция, снимать фильм о жизни диких зверей. Незаурядным талантом проявил себя Лешка, способными артистами оказались и многие другие звери. Но буквально потряс киношников своей необычайной охотой сниматься медведь Полифем. Он совал свою черную морду буквально во все кадры, не отходил от юпитеров ни на шаг и угрожающе ревел, когда снимали не его, а другого зверя. Сначала все это киношников веселило, а потом стало раздражать, потому что зайцы, лисицы и прочая фауна наотрез отказывались сниматься в таких условиях. Видимо, не желали ссориться с Полифемом.

Медведя пробовали усовестить, объяснить ему, что он срывает график съемки, но тщетно: зверь упрямо ходил за режиссером, как тень. Тогда кому-то пришла в голову мысль, что все дело в конфетах, которые Полифем получал в награду за каждую съемку, и режиссер под страхом отчисления из штата запретил съемочному коллективу угощать медведя. Полифем никак не мог понять, что стряслось. Он ходил за киношниками по пятам, заглядывал в глаза и так жалобно урчал, что у всех буквально разрывалось сердце. Но тут обнаружилась другая беда: кого бы ни снимали – птиц, лосей, зайцев, индеек, – все голоса перекрывались ревом обиженного медведя. Когда режиссер узнал, что из-за этого испорчены сотни метров пленки, он совершенно вышел из себя.

– Вбейте ему в глотку кляп! – орал он. – Свяжите и бросьте его в чулан!

Добровольцев на это дело не нашлось. Съемки срывались. Полифем днем и ночью не отходил от аппаратов, питаясь, как дворняга, всякими отбросами.

Правда, несколько дней передышки подарила киношникам Тявка.

Это была собака величиной с зайца, которая жила у сторожа заповедника. Полифем боялся ее до паники.

Когда его, совсем маленького, привезли в заповедник, Тявка взяла над ним «шефство», и ужас перед этим шефом остался у Полифема навсегда. Стоило Тявке показаться – и Полифем, гроза заповедника, обращался в трусливое и позорное бегство, не разбирая дороги, потому что Тявка никогда не упускала счастливого случая куснуть своего старого приятеля за ляжку.

Однако Тявка почему-то киношников невзлюбила, и сторож, уступая их мольбам, буквально на руках тащил свою собаку на съемку. Тявка облаивала Полифема, тот немедленно удирал, и у киношников появлялась на часок-другой возможность спокойно работать. Но вскоре сторожу надоело таскаться с упрямым псом, и он перестал приходить.

Тогда режиссер объявил конкурс на лучшее предложение по избавлению от Полифема. Премия была довольно крупная, и мозги у киношников заработали. Оператор предложил дать Полифему ведро мороженого, чтобы он охрип. Полифем охотно съел мороженое и еще больше привязался к своим благодетелям. Только голос у него стал гуще, и теперь он трубил, как простуженный бас. Ассистент режиссера попробовал загипнотизировать медведя, но Полифем подумал, что его дразнят, и так хватил ассистента лапой по спине, что тот два дня охал. Пытался заработать премию и шофер. Он отвез косолапого километров за десять, сманил на землю конфетами и дал газ, но из этого дела ничего не вышло. Полифем съел конфеты и помчался за машиной, время от времени ее перегоняя и поджидая.

Режиссера охватило отчаяние. Он обзывал Полифема обидными словами, осыпал его проклятиями и стонал, что этот чертов медведь вгонит его в инфаркт. И тут кто-то предложил проделать такой опыт. Зная, что Полифем обожает сгущенку, ему подсунули большую банку с подмешанным сонным порошком. Медведь уснул, и его крепкой веревкой привязали к березке в нескольких километрах от места съемки.

Режиссер радовался, как ребенок. Он счастливо смеялся, объявлял направо и налево благодарности и целый день наверстывал упущенное. Его едва не хватил удар, когда наутро, хромая, явился Полифем, неся на спине привязанный веревкой двухметровый обломок березы.

И тут-то в голову режиссеру пришла спасительная идея. Теперь, когда бы Полифем ни появлялся, его всегда встречал бешеный лай Тявки. Медведь испуганно удирал. Через часок он осторожно наведывался и снова бежал, провожаемый собачьим лаем. Вскоре Полифем с горечью понял, что его враг твердо занял место боя, махнул рукой на конфеты и ушел на другой край заповедника.

Картину досняли спокойно. И лишь перед самым отъездом Косте удалось увидеть в руках режиссера маленький ролик магнитофонной ленты, на которой был записан лай собаки по кличке Тявка.

– Теперь, – заключил Костя свой рассказ, – Полифем ходит по лесу злой как черт. Недавно до смерти напугал одну компанию, которая отдыхала на берегу. Полифем подошел к ним, забрал со скатерти кулек с конфетами и ушел в лес. Один парень даже заикаться от страха стал. От этого медведя лучше быть подальше. Сюда, в этот лес, он не ходит, так что не бойтесь, дядя, – успокоил он, увидев, что я слишком внимательно слушаю концовку его рассказа.

– Ну, постой, постой немножечко, – послышался умоляющий голос Васи.

Метрах в десяти у пенька стоял заяц и таращил на нас испуганные глаза. Почему он никуда не бежал – это осталось тайной его заячьей психологии. Может быть, просто захотел познакомиться с интересными людьми?

– Таня, где патроны? – стонал Вася, шаря по карманам. – Ты взяла ягдташ? Неужели ты его забыла?

– Какой осел! – удивлялась Таня. – Ну подумай, зачем я буду брать эту тяжелую и грязную сумку?

– Но ведь я именно в нее положил патроны! – надрывался Вася. – Понимаешь, патроны!

Нина подбежала к Лешке и вытащила из рюкзака, висевшего на его шее вместо галстука, фотоаппарат. Руки ее дрожали от волнения, она шептала:

– Боже, какой кадр! Миленький зайчик, не убегай, пожалуйста!

Заяц позировал с таким видом, будто он только что дал интервью после рекордного забега. Но когда Таня захотела сняться вместе с ним, он отпрыгнул, сделал несколько метровых скачков и скрылся в чаще.

И только тогда Вася обнаружил, что оба ствола его ружья заряжены крупной дробью. Большинством голосов было решено передать ружье Тане, Нина перестала собирать грибы и держала аппарат наготове, а Вася шел сзади и обиженно скулил. Костя семенил рядом с Таней и давал ей советы.

– Этого зайца у нас все знают, – рассказывал он. – Сколько на него ни охотились – ни у кого не получается! Он, тетя Таня, точно знает, когда в него будут стрелять, хитрая бестия!.. Во, глядите, тетерев! Цельтесь, тетя Таня!

Нина уже успела сделать несколько снимков, а Таня все выписывала эллипсы стволом ружья.

– Оно почему-то шатается, – захныкала она.

– Давай я! – взмолился Вася. – Тетерева нужно бить влет!

Убежденная этим аргументом, Таня со вздохом отдала ружье. Вася широко расставил ноги, глубоко вдохнул воздух и прицелился. Мы замерли. Раздался выстрел, и на нас посыпался дождь шишек. Думаю, что на каждого досталось не меньше двух дюжин.

– Ищите птицу! – заорал Вася. – Она валяется где-нибудь здесь!

Но птицу не надо было искать. Тетерев сидел на прежнем месте и, как мне показалось, иронически на нас поглядывал.

– Странно,– сказал Вася, пожимая плечами, – по правилам я должен был в него попасть. Видимо, в ружье есть какая-то неисправность, я промахнулся впервые за последние годы.

Но мы, конечно, не принимали всерьез этого банкрота.

С охотой было покончено, хотя Вася шумел, что у него есть еще один заряд. Мы начали просто бродить по лесу, ели ягоды, собирали грибы. Я даже был доволен, что все кончилось так хорошо. Не люблю, когда охотятся просто так, ради развлечения, чтобы приятно провести время. К тому же я заметил, что только к профессионалам-охотникам звери и птицы относятся с уважением; им нужно предварительно убедиться, что они действительно нужны как пища или мех, и, лишь получив соответствующие заверения, зверь охотно ложится под выстрел. А к любителю зверь относится примерно так же, как антиквар к зеваке: с презрительной скукой.

Костя сказал, что, будь его воля, он бы все леса сделал заповедными, а для любителей пострелять построил бы тиры с мишенями в виде диких зверей. То ли дело охотиться с фотоаппаратом! По его, Костиному, мнению, куда приятнее сделать альбом со снимками зверей, чем хвастаться перед знакомыми заячьей шкуркой или рогами «лично добытого оленя» (а в действительности купленными на толкучке дедом в начале века).

Впереди послышались крики. Мы подошли. Оказывается, Вася захотел перекусить, развернул хлеб с маслом и на секунду положил его на пень, чтобы вытереть руки. Вместо Васи перекусил Лешка, и не без аппетита. Вася, у которого уже начал выделяться желудочный сок, обозвал лося подлецом, за что Лешка куснул его в бок. Нина развела врагов в разные стороны, и мы пришли в лагерь без дальнейших происшествий.