"Владимир Колин. Фотограф невидимого" - читать интересную книгу автора

пустом зале заседаний. - Преступление перед человечеством! Каждый
потерянный день может поставить под удар открытие, по важности равное
путешествию Колумба ...
- Как у тебя с шестой страницей? - прозаически прерывал ее главный
редактор, и мелкие вопросы редакторской кухни оттесняли на задний план
величественные видения редактора литературного отдела - к вящему отчаянию
дона Модесто.
Хотя связь между неудачей попыток Эстеллы и тем, что произошло
впоследствии, установить нелегко (в самом деле, как могла "она" узнать, что
происходит в стенах одной из мадридских редакций?), сам сеньор Оргульо
утверждал впоследствии, что все началось, когда Эстелла была вынуждена
признать себя неспособной обратить в свою веру хотя бы одного сослуживца.
- Они глухонемые! - сказала она дону Модесто, уныло поправлявшему бант
своего галстука. - Мелкие душонки, неспособные постичь ничего, выходящего
за рамки непосредственной реальности! Не стоит больше тратить на них время.
Завтра мы обратимся в Академию!
Она казалась очень уверенной, но дон Модесто только покачал головой и,
расставшись с ней, еще долго гулял по улицам, наедине со своими мыслями.
Вначале он и не подозревал, что случай позволил ему сфотографировать то,
чего не запечатлевал еще ни один человек, но, преодолев первый порыв
недоверия, дал легко убедить себя аргументам, с такой страстью приводимым
Эстеллой. Он уже видел, как к нему обращаются международные агентства
печати, как его показывает Евровидение и все телеэкраны мира. За этим
следовали турне по великим столицам, горящим желанием познакомиться с
фотографом невидимого, выступления, интервью, слава... И одно-единственное
слово, один слог, в который входила одна гласная и две согласных,
незначительное слово, произнесенное одним-единственным человеком, все
зачеркнуло!
В распоряжении дона Модесто была целая ночь, чтобы измерить бездну
отчаяния. И придя домой, бросаясь на кровать и натягивая себе на голову
одеяло, и даже, наконец, засыпая, он не делал ничего иного, как собирал
осколки хрупкой статуи, которую воздвигла случайность и разбило равнодушие.
Он так и приснился себе, в виде статуи.
Он стоял на постаменте, взирая с его высоты на раболепную когорту
фотографов мира. Они с умоляющим видом протягивали к нему аппараты. Из
электронных ламп вылетали разноцветные струйки дыма - современные кадила
приверженцев какого-то странного культа. Потом лампы, одна за другой,
начали испускать молнии - краткие световые сигналы, подхватываемые
извилинами дымков, и, словно того требовал ритуал, каждой такой вспышке
автоматически отвечал стук огромного аппарата, который держал в руках бог,
стоявший на постаменте - Модесто Оргульо. Огромный по своим размерам,
аппарат был до странности легким. Постепенно ритм вспышек электронных ламп
определился, а идол и его поклонники вступили в странную пантомиму. Словно
спускаемые с невидимых трамплинов, фотографы взлетали в воздух, а потом
медленно спускались, как живые звезды в неправдоподобном каскаде потешных
огней. Прыжки становились все более изощренными, все более похожими на
полет. Стоя на своем пьедестале, дон Модесто подлетал все выше, и вот,
испытывая ощущение полного счастья, он уже парит в воздухе, держа в руке
ослепительнoе солнце - огромный аппарат, вдруг ставший золотым. Далеко
внизу раскинулась земля людей - бледный ковер, на котором умелые руки