"Уилки Коллинз. Тайный брак " - читать интересную книгу автора

манишка - истинное чудо кружев и батиста. Он привез свои любимые напитки,
любимые духи, камердинера-француза, бесстыдного, бойкого негодяя, дорожную,
всю составленную из французских романов библиотеку в ящике, который он
открывал золотым ключом. Утром Ральф пил только шоколад, он имел
продолжительные совещания с поваром и переменил весь наш стол. Все парижские
журналы регулярно присылались ему. Он перевернул вверх дном убранство своей
спальни, только француз-камердинер, один из всех его слуг, имел право
входить туда. Фамильные портреты перевернул он к стене, приклеив на них
портреты французских актрис и итальянских певиц. По его приказанию вынесли
прелестный шкаф черного дерева, который сохранялся в нашей фамилии триста
лет, а вместо него велел поставить миниатюрный храм Киприды <Киприда - одно
из имен древнегреческой богини Афродиты - богини любви и красоты.> с
хрустальными дверцами, его собственную покупку, в котором он хранил локоны,
кольца и записки на розовой шелковой бумаге и другие памятные залоги любви и
сентиментальные сувениры. Его влияние у нас сказалось везде... Он произвел в
доме превращение, подобное тому, которое сделало из него образец
иностранного дендизма вместо молодого, беззаботного и разгульного
англичанина. Будто раздражительная и пресыщенная атмосфера парижских
бульваров дерзко проникла в старый английский замок и заразила чистый и
спокойный родной воздух, загнав его насильно в самые отдаленные уголки.
Эти перемены в привычках и обращении моего брата, казалось, огорчали
моего отца еще больше, чем не нравились ему. Теперь Ральф отвечал еще меньше
прежнего его понятиям о старшем сыне. Друзья же наши и деревенские соседи
возненавидели Ральфа и стали бояться его через неделю после его приезда. Он
слушал их разговоры с насмешливым терпением, он имел какой-то особенно
иронически почтительный способ уничтожать их закоренелые старые мнения и
выставлять их невинные промахи. Эта-то тайна раздражала их.
Пошло еще хуже, когда отец попробовал настроить его на женитьбу, в чем
он видел последнюю возможность изменить поведение Ральфа, и пригласил к нам,
собственно для него, половину невест, нам знакомых.
Дома Ральф никогда не проявлял большого интереса к обществу избранных
женщин, вне дома он окружал себя самыми двусмысленными женщинами, не считая
тех, которых следовало причислить к низшим ступеням общественной лестницы.
Молодые английские красавицы, с их утонченным изяществом, с их совершенным
воспитанием, не имели для него никакой привлекательности. Он заметил с
первого раза нити домашнего заговора, жертвой которого был предназначен.
Часто ночью приходил он ко мне в спальню и, презрительно отталкивая ногой
мою одежду, очень простую, насмехаясь с своей обыкновенной небрежностью над
моими домашними привычками и над моей однообразной жизнью, он произносил
эпиграммы и шутки, полные сарказма, в адрес молодых девиц, которых мы
принимали. Послушать его, так их обращение было ужасно жеманно, невинность
их - лицемерие воспитания, свежесть лица и правильность черт были сами по
себе, конечно, очень хороши, но если молодая девушка не умеет ходить как
следует, если ее рука холодна, когда она пожимает вашу руку, если, имея
прекрасные глаза, она не умеет перемигиваться, если язык оперных лож
заставляет ее краснеть, тогда можно отослать эту свежесть лица и эту
правильность черт в детскую, откуда они явились. Он очень жалел о разговорах
со своей остроумной польской графиней, ему хотелось бы опять ужинать у своих
любимых гризеток.
Бесполезность последней попытки моего отца относительно перевоспитания