"Макс Аллан Коллинз. Проклятые в раю ("Нат Геллер")" - читать интересную книгу автора

предполагаемых религиозных разногласий... и, ну, он почувствовал отвращение.
С тех пор в моей семье иудаизмом и не пахнет.
- Никогда не слышала ничего подобного.
- Это правда. Я даже ем свинину. Сделаю это завтра. Вот увидите.
- Забавный вы человек.
- Вы хотите танцевать или нет? Или пусть Дэрроу окончательно отдавит
ваши лапки?
Наконец-то она улыбнулась, широкой, открытой улыбкой, и у нее оказались
великолепные белые зубы и ямочки на щеках, в которые можно было запрятать по
десятицентовику.
Именно в такой момент можно влюбиться на всю жизнь... или по крайней
мере до конца плавания.
- С удовольствие... Натан, не так ли?
- Нат... Изабелла...
Мы протанцевали остаток "Я сдаюсь, дорогая", потом прижались потеснее
во время "Маленькой невинной лжи". На середине "Трех словечек" вышли на
заднюю палубу, чтобы подышать воздухом. Мы облокотились о поручни около
подвешенной спасательной шлюпки. Туман Сан-Франциско давно остался позади,
звезды были похожи на кусочки утра, просвечивающего сквозь дырочки,
проделанные в темно-синем покрывале ночи.
- Прохладно, - сказала она. - Почти холодно.
Урчание механизмов и плеск океана о борт рассекавшего его роскошного
лайнера не располагали к разговорам. Ну разве что самую малость.
- Возьми мой пиджак, - сказал я.
- Нет... Я лучше прижмусь к тебе.
- Милости прошу.
Я обнял ее и привлек к себе. Ее обнаженная рука и правда была холодной,
я почувствовал под пальцами "гусиную кожу". Залах ее духов защекотал мне
нос.
- Ты хорошо пахнешь, - проговорил я.
- "Шанель", - отозвалась она.
- Какой номер?
- Номер пять. Но ты ведь и так знаешь?
- Да уж не вчера слез с дерева.
Она рассмеялась, это прозвучало как музыка.
- Ничего не могу поделать - ты мне нравишься.
- Ну и не борись с этим. Чем ты занимаешься?
- Ты о чем?
- Ну, ходишь в школу или... а такие богатые девушки, как ты, вообще
работают?
- Конечно, мы работаем! Если хотим.
- А ты?
- Я не хочу... Но может, когда-нибудь придется. Я не так уж и богата.
Мы здорово пострадали во время Краха.
- А я так ничего не почувствовал.
Она тут же нахмурилась:
- Нечего быть таким самодовольным. Это не шутки, люди выбрасывались из
окон.
- Знаю. Сколько тебе лет?
- Двадцать.