"М.Мэнсон. Конан и грот Дайомы ("Конан")" - читать интересную книгу автора

Но так ли уж жизнь человеческая отличалась от божественного
существования? Пожалуй, различия были невелики, если не считать краткости
отпущенного людям срока... Однако Он оставался неподвластным этому
проклятью; Он мог вечно изменяться, переселяясь из тела в тело, мог продлить
жизнь смертного существа, которое давало Ему приют. Как, например,
последнего, чья кожа сохраняла свежесть уже две сотни лет, мышцы были
по-прежнему сильны, члены - гибки и послушны. Два столетия, ничтожный срок!
Для Него, не для Избранника... - Подумав об этом, Он ощутил мгновенный
всплеск раздражения. Бесспорно, последний из избранных был неплох, совсем
неплох, но вот уже несколько месяцев его снедали беспокойство и суетная
страсть; и хотя причины возникшей тревоги представлялись самыми ничтожными,
игнорировать их Он не мог. Не мог, пока плоть и разум этого человека
оставались Его обителью.
Так пусть этот страждущий получит то, чего добивается - свою женщину!
Пусть возьмет ее силой либо угрозами, если не способен уговорить, улестить,
соблазнить богатством или властью, призраком любви, обещаниями и посулами...
Пусть пленит ее магической сетью, пусть пригрозит ей гибелью, пусть сокрушит
ее сопротивление чародейством! Пусть овладеет ею и успокоится...
Конечно, смертный Избранник - лишь сосуд, вмещающий призрака
надзвездных стихий, Духа Изменчивости, но этот сосуд должен быть прочен.

* * *

За окнами ярилась буря. Свинцовые оконные переплеты с толстыми чешуями
стекла отражали натиск ветров, но в обширном темноватом чертоге было
немногим теплей, чем снаружи, где над берегом и оледеневшим морем метались
низкие сизые тучи, сыпавшие снегом. Впрочем, властителя замка Кро Ганбор это
не беспокоило; он любил холод.
Да, холод был ему больше по нраву, чем тепло, хоть родился он в жаркой
Стигии, на плодородных берегах Стикса, где поля давали два урожая в год, где
солнце палило словно гигантский костер, разведенный в небе, где раскаленные
камни трескались, если плеснуть на них водой, а пески, остывая по ночам,
пели и стонали на тысячу голосов. Жара была привычна для стигийцев чистой
крови, для магов и жрецов, происходивших от древних обитателей долины
Стикса - столь же привычна, как легкие одежды и глоток кислого освежающего
вина в полдень. Он тоже был стигийцем и магом, но все-таки предпочитал льды
севера южному зною. И он не носил легких одежд и не пил вина.
Коснувшись узкой ладонью заиндевевшего стекла, маг выпрямился и хмуро
оглядел просторный сводчатый покой. Был чародей высок и строен, с обычной
для стигийцев кожей цвета старого янтаря; крупный нос с широкими ноздрями
нависал над тонкогубым ртом, щеки и виски высокого лба казались чуть
впалыми, раздвоенный крепкий подбородок говорил о внутренней силе и
уверенности в себе. Пожалуй, его можно было бы счесть красивым, если б не
холодный и высокомерный взгляд широко расставленных глаз, не кустистые
грозные брови и копна волос, беспорядочно спадавших на спину. Волосы, буйные
и черные, как воды северного моря, контрастировали с желтовато-белым мехом
плаща; под плащом из медвежьей шкуры серебрились иные меха, полярных лис -
из них была скроена длинная, до щиколоток, хламида. Воины-ваны, его слуги,
любили облачаться в меховые одеяния, и он перенял у них этот обычай.
Маг отошел от окна и неслышной походкой направился к большому каменному