"Д.Мак-Грегор. Седьмая невеста ("Конан")" - читать интересную книгу автора

потревожит его покоя и тишины.

* * *

На половине невест было сумрачно. Даже благозвучная, чуть печальная
музыка Диниса не обращала девушек к светлым думам. Привычное течение их
жизни нарушилось; дни, полные приятных забот и пустых разговоров, остались в
прошлом, и сейчас им казалось - навсегда. Страх, особенно жуткий душными,
черными туранскими ночами, сковывал их кроткие души; маленькие сердечки
бились с непривычной силою, и каждый шорох, каждый случайный посторонний
звук отзывался в них сначала сосущей пусто, той, а потом барабанной дробью.
Древний Мальхоз - евнух, приставленный к императорским невестам вместо
Бандурина, был совершенно глух, мал ростом и немощен, так что на его помощь
рассчитывать не приходилось.
И ни на чью помощь рассчитывать не приходилось, ибо после страшного
убийства Алмы вся стража переместилась поближе к покоям Илдиза, что
находились на другой половине дворца. С невестами же, кроме Мальхоза, был
только юный Динис - днем, а ночью возле дверей густо храпел толстый старый
стражник, коего никакими силами нельзя было разбудить. Однажды Ийна вышла к
нему перед самым рассветом, напуганная стрекотаньем цикад и павлиньими
воплями, но как ни трясла его, как ни щипала, он даже не пошевелился.
Забытые всеми, девушки целые дни проводили в тягостном молчании. Только
самая младшая и смешливая - Хализа - как-то скрашивала эту странную жизнь.
Легкий нрав ее не выдерживал ни долгого страха, ни долгой тоски. Стараясь
хранить на тонком свежем личике своем такое же скорбное выражение, как у
остальных, она молча вышивала или смотрела в окно, и все же порой не
выдерживала: то, что-то вспомнив, тихонько прыскала в кулачок, а то и вовсе
разражалась звонким заливистым смехом.
Товарки отвечали ей укоризненными взглядами, шикали, покачивали
головами, и Хализа в смущении замолкала - с тем, чтобы через пару-другую
вздохов снова пискнуть и захихикать. Так и теперь. Вдруг замерев с иглою в
нежных пальчиках, она ахнула, повалилась на тахту и затряслась от
беззвучного смеха. На этот раз не выдержала и Мина. Возмущенно поглядев на
Хализу, она, неожиданно для самой себя, всплеснула руками и тоже захохотала,
с каждым мгновением чувствуя, как уходит несвойственная и ей тоска и
облегчается душа.
- Глупые курицы! - вскричала Баксуд-Малана, раскрасневшись от
негодования. - Замолчите!
Но было уже поздно. Словно освобождаясь от чуждого возрасту тяжелого
молчания, все девушки с великой подхватили этот бессмысленный, но весьма и
весьма приятный смех. В конце концов даже Баксуд-Малана, самая старшая и
самая рассудительная, не смогла удержаться от тихого - в платочек -
хихиканья. Щеки красавиц заалели, глаза заискрились; в добром порыве
кинувшись друг к другу, они завалились в кучу-малу и началась прежняя, такая
милая детская возня.
С улыбкой смотрел на девушек старый мудрый Мальхоз. Он знал: ничто так
не спасает душу, как освобожденный смех, а потому не стал призывать к
порядку расшалившихся императорских невест. Закрыв глаза, он погрузился в
привычную дрему - без мыслей и сновидений, и только где-то глубоко, у самого
сердца, скреблась мягкими коготками старинная, так хорошо знакомая боль.