"Д.Мак-Грегор. Седьмая невеста ("Конан")" - читать интересную книгу автора

целый день. Он отощал - если можно так сказать про толстого, как свиноматка,
скопца; жиры его обвисли, щеки тоже; живот утробно урчал, требуя пищи - под
эту музыку Бандурин засыпал, под нее и пробуждался. Не раз приходили в
голову его преступные мысли вроде похищения апельсина у бледно-зеленого и
потому очень противного заимодавца, который даже из нехитрой темничной еды
умудрялся сэкономить кусочек с целью затем продать его собратьям по
несчастью.
А так как ни один пленник здесь ничем не владел, кроме собственной
одежды, ее и отдавали в обмен на крошечный, с пол-ладони ломоть хлеба,
апельсинную дольку, глоток воды. Зачем приговоренному к казни ростовщику
понадобилась одежда - Бандурин понять не мог, но все же и он однажды снял с
себя роскошные туфли с загнутыми вверх носами и молча сунул их в костлявые
руки, получив взамен хлебную корку и тут же с жадностью ее проглотив. На
воровство он так и не решился.
Пошел всего пятый день пребывания скопца в темнице, но ему казалось,
что минуло уже не меньше луны - однообразие не тяготило его, но пугало.
Жизнь словно замерла. Без солнца, без луны, в застоявшемся смрадном воздухе
подвала пленники ощущали себя уже на Серых Равнинах, но если бы судья
предложил им заменить казнь пожизненным заключением, они согласились бы не
раздумывая. Умирать не хотел никто.
Пожалуй, один Бандурин, все больше и больше погружавшийся в собственные
мысли, о предстоящей казни думал без содрогания: не представляя тело свое
отдельно от головы, он твердо верил в справедливость небес, которые узрят в
душе его мир и отведут руку палача. Думы сии были приятны; евнух даже
прослезился, представляя свою беседу с богами и дальнейшее существование под
их охраной; растревоженная фантазия начала наконец работать, и узник увлекся
долгими дружескими разговорами с самим Илдизом, что полюбит его, конечно,
больше Кумбара и Гухула, посещениями храмов Эрлика и мерселе Аххада, где
жрецы будут устремляться к нему с вопросами и просьба дать умный совет...
Постепенно Бандурин весь ушел в Спасительные мечты, не забывая притом из
живых одного только Диниса: ему он отводил почетное место рядом со своей
особой, его знакомил с Илдизом и жрецами, с ним выходил в народ и на его
глазах судил, мирил и наказывал.
Соседи беспокоили скопца все меньше и меньше. Он попросту не замечал
их, этих ничтожеств, недостойных и короткого взгляда почтенного и уважаемого
всеми евнуха. Стражник, подающий ему очередной жалкий пай, не удивлялся
отсутствующему виду пленника - за время долгой службы он встречал много
таких же, отвергнувших реальность и заменивших ее бесполезными фантазиями.
Потом, когда по велению судьи они все же, вопреки ожиданию,
отправлялись на Серые Равнины, пелена падала с глаз, и они, словно
проснувшись, начинали страшно вопить и биться в припадке ужаса у ног палача.
Боги не желали им спасения, и только, наверное, стража темницы знала - боги
и не видели этих несчастных, занятые то ли более важными делами, то ли
вообще забывшие о рабах своих на земле.
Между тем приближался Байо-Ханда - день казни особо опасных
преступников, назначенный на конец луны. Глашатаи напоминали о нем народу
каждое утро, так что зрителей ожидалось немало. Все бледнее и мрачнее
становились узники, все светлее делалось на душе старого скопца. Он стоял на
самом пороге безумия, и, как прочие, ему подобные, страстно желал лишь
одного: поскорее сделать последний шаг - в эту бездну, где ничто уже не