"Д.Мак-Грегор. Похищение Адвенты ("Конан")" - читать интересную книгу автора

наполняя все живое, зашуршал туфлями Майло, отправляясь по нужде во двор,
заплескались в полном голубоватой чистой воды наузе юные наложницы...
- Ко-онан!.. - шепотом пропел хон Булла, появляясь в проеме дверей
Конановой комнаты. - О, ты уже встал? Я пришел звать тебя к столу.
Киммериец с готовностью кивнул, живо натянул легкие полотняные штаны и,
завязав спутанные длинные волосы свои в хвост, пошел за хозяином.
Восьмиугольный приземистый стол красного дерева был уставлен блюдами, чашами
и сосудами так, что меж ними и ребенок едва бы смог просунуть палец.
Виноград, коим Коринфия славилась издавна, в новорожденном солнечном свете
играл всеми цветами от ярко-желтого до фиолетового; оранжевые апельсины,
светло-зеленые продолговатые дыни, розовые в крапинку жирные абрикосы даже
сквозь кожуру распространяли тонкий нежный аромат; сочные куски холодной
телятины, проложенные дольками лимона, занимали самое большое блюдо посреди
стола; вино, поданное в высоких узкогорлых бутылях матового стекла,
разнилось не только крепостью, цветом и происхождением, но и вкусом, и
запахом, оттенки коих не оставили бы равнодушным и самого что ни на есть
важного и привередливого ценителя. Конан же, узрев все это великолепие,
издал лишь одобрительный присвист - а более от него никто и не ожидал, -
после чего принялся за еду с завидным аппетитом, проворно поглощая все без
разбора, тем самым заслужив фырканье и шипение злобного Майло.
В отличие от киммерийца приемный сын хозяина ел не то чтобы степенно,
но так лениво и с таким надменным выражением длинного белого лица, что у
более чувствительного гостя своим видом вызвал бы изжогу. Отламывая
крошечные кусочки мяса, он отправлял их в рот и потом долго и нудно жевал,
сопровождая труд сей глубокими вздохами. Покончив с телятиной, Майло
тщательно, с причмокиваньем, облизал пальцы и принялся за виноград, причем
косточки он выплевывал прямо на стол, то и дело попадая в блюда и чаши. Хон
Булла, сам давно привыкший к подобным манерам приемыша, в присутствии гостя
смотрел на него с укоризною, и совершенно напрасно: все его взоры проходили
сквозь него, как луч солнца сквозь стекло, - он просто не обращал на них ни
малейшего внимания.
Насытившись, Конан довольно рыгнул и, откинувшись на спинку кресла,
впервые за все время трапезы повернул голову к Майло, который тут же
зашипел, приподняв верхнюю губу к самому кончику длинного носа. Хон Булла,
от стыда уже едва способный принимать пищу, в страхе поглядел на варвара -
одна только мысль о том, что он может оскорбиться и покинуть дом, приводила
его в ужас. Многие годы он славился своим гостеприимством, поступая строго
по закону общежития, гласящему: "Как ты любишь человека, так и он любит
тебя"; несомненную истину сего хон Булла не раз имел счастье испытать -
отправляясь по делам в Коф, Офир, Немедию, Замору и Бритунию, он всегда мог
надеяться на такое же радушие тамошних знакомцев, кои ради него терпели даже
Майло. Но все они за плечами несли груз от пятидесяти лет и выше, то есть
обладали определенным жизненным опытом, который в числе прочих наук содержал
и дорогое умение скрывать свои чувства, чего никак нельзя было заподозрить в
молодом киммерийце, явно склонном открыто выражать все, что думает в данный
момент. Однако, с удивлением и приязнью вдруг обнаружил хон Булла, Конану,
по всей видимости, было глубоко наплевать на выходки его приемыша. Длинным
ногтем мизинца ковыряя в зубах, он рассматривал аристократические черты
Майло с детским любопытством, вовсе не реагируя на яростный ответный взгляд
его зеленых глаз.