"Леонард Карпентер. Изгнанник ("Конан") " - читать интересную книгу автора

ничем не отличалась друг от друга. Но под страхом смерти Куманос запретил
смешивать разные руды. Руда упаковывалась в заплечные корзины с крышками
разных цветов - черными, красными и желтыми. Малейшая небрежность и любая
попытка воровства карались немедленной смертью.
Старший жрец Куманос произвел на Тулбара впечатление холодного,
жесткого лидера. Со своими помощниками - двумя младшими жрецами он говорил
на гортанном, жестком саркадийском наречии. Эти двое, хоть и старались во
всем следовать своему повелителю, проявляли нормальные человеческие черты и
слабости: они были сердиты и довольны, злились на рабочих, а подчас, видя
хорошую работу, явно выражали свою симпатию. Куманос же, напротив, делал все
абсолютно бесстрастно, будь то молитва или исполнение во всех деталях
какого-либо другого ритуала. Единственный из всех саркадийцев, владеющим
диалектом шартоумских бедуинов, он очень редко говорил с рабами и ни разу не
обратился к ним всем, чтобы пообещать награду или дать какую-то надежду.
Мотивы, заставившие его войти в эту экспедицию, были предметом постоянных
размышлений Тулбара.
Еще большее внимание всех привлек к себе Куманос, когда среди рабов
стали распространяться разные болезни. Сначала тела многих из них
покрывались какими-то язвочками и струпьями. Малейшие ранки не поддавались
лечению. Никто не мог понять, в чем дело. Работа была вполне терпимой,
питание - более чем сносным. Воды было в избытке даже для мытья. Тулбара и
Хеклу эти неприятности до поры до времени миновали, а вот измучившиеся
шартоумцы несколько раз посылали делегатов к Куманосу с просьбой о помощи.
Помощи не последовало, хотя и предложить было действительно нечего.
Куманос объяснил это укусами пауков, водившихся в шахтах. То же объяснение
он дал и когда более тяжелые болезни стали валить с ног одного рабочего за
другим.
Тулбар вспомнил все это и вздрогнул. Ну ничего, теперь всему этому
скоро конец. Восточный палатки осветился серебристым лунным светом. Этого
было достаточно, чтобы пройти между спящими, не поднимая шума. Хекла
наверняка уже готов, прижимает к себе мешок с добычей - зелеными
кристаллами, - результатом долгой практики в различном воровстве. Тулбар
тихо поднялся и направился к постели друга.
Перешагнув одного за другим двенадцать спящих, он остановился. В
палатке не было слышно ни звука, кроме дыхания спящих и храпа. Опасаться
особо было нечего: рабы так выматывались за день, что вряд ли проснулись бы
от легкого шороха шагов. Часовые наверняка тоже спят, привыкнув у к
покорности своих подопечных. Тулбар сделал последний шаг и нагнулся над
циновкой, на которой спал Хекла.
Приятель, похоже, не слышал его приближения. Хекла лежал, натянув на
голову верблюжье одеяло. На него это было не похоже. Может быть, маленький
воришка заболел? Аккуратно, чтобы не напугать друга, Тулбар положил руку ему
на плечо. Что-то заставило его заволноваться, и гирканец, приподняв угол
одеяла, заглянул под него.
Свет!.. От неожиданности и со страху гирканец дернул одеяло на себя и
отбросил его.
Камни - кристаллы, выкраденные им в шахте и отданные Хекле на
хранение, - ярко светились в темноте. Они прожгли насквозь все тряпки и
мешки, в которые были завернуты. Но они прожгли и нечто другое. В самом
центре изумрудного сияния тело Хеклы было выжжено вплоть до костей. Клочья