"Джон Коннолли. Все мертвые обретут покой ("Чарли Паркер") " - читать интересную книгу автора

Сетчатая дверь открылась, и на пороге появилась невысокого роста
худенькая женщина лет тридцати с тонкими чертами лица. Пышные темные волосы,
собранные сзади в хвост, оттеняли кремового цвета кожу. Мы вышли из машины и
приблизились к крыльцу, и тут я заметил, что все лицо ее было усеяно рубцами
мелких шрамов, скорее всего оставшихся с юности от угрей. По всей видимости,
она узнала Вулрича, потому что сразу же распахнула перед нами дверь, не
успели мы и рта раскрыть. Я двинулся ко входу, а Вулрич остался.
- А ты не пойдешь со мной? - обернувшись, удивился я.
- Если тебя кто-нибудь спросит, не говори, что я тебя сюда возил. И мне
не хочется с ней встречаться, - с этими словами Вулрич устроился на веранде,
и устремил взгляд на солнечные блики на воде.
Дом встретил меня прохладой. Дерево стен потемнело от времени. Из
прихожей двери вели в спальни и гостиную, имевшую несколько строгий вид и
обставленную мебелью ручной работы, но потрудилась над ней рука искусного
мастера. Старинной модели радиоприемник светился шкалой с названиями далеких
городов. Звуки ноктюрна Шопена плыли по всему дому. Достигали они и самой
дальней комнаты, где меня ждала старая женщина.
Она оказалась слепой. На огромном круглом, как луна, лице я увидел
незрячие глаза с белыми зрачками. Шея тонула в складках жира, спускавшихся
на грудь. Кисейные рукава ее пестрого платья позволяли рассмотреть толстые
руки, а распухшие ноги напоминали стволы деревьев, но заканчивались они
неожиданно миниатюрными ступнями. Она сидела, окруженная горой подушек на
кровати, которая была под стать ее гигантскому телу. Комнату с занавешенными
окнами освещал только фонарь-"молния".
- Садись, дитя, - она взяла мою руку в свои, и легким движением
погладила пальцы. Взгляд ее невидящих глаз был устремлен вперед мимо меня.
- Я знаю, почему ты здесь, - сказала старая креолка, скользя пальцами
по линиям моей ладони. На удивление высокий голос! Она показалась мне
огромной куклой, в которую по ошибке вставили пленку с голосом,
предназначенным для маленькой модели.
- Внутри у тебя все болит и жжет. Маленькая девочка и твоя жена - их
больше нет.
В скудном свете фонаря мне почудилось, что я слышу потрескивание искр
энергии, скрытой в этой женщине.
- Тетушка, расскажите мне о девушке на болоте - той, что без глаз.
- Бедняжка, - проговорила старая женщина, и на ее лбу залегла горестная
складка. - Она здесь очутилась впервые. Убегала от чего-то, но заблудилась.
Он ее подвез, и она не вернулась назад. Как же он ее искалечил, но только
ножом, а больше никак не тронул.
Ее взгляд обратился на меня, и мне стало понятно, что она не слепая, а
наделена зрением особого свойства. Ее пальцы ощупывали линии моей ладони, и
от этих прикосновений глаза мои вдруг сами собой закрылись, и пришло
чувство, что она была рядом с этой неизвестной девушкой и, может быть, даже
старалась поддержать ее в страшные минуты, когда нож убийцы терзал ее тело.
- Держись, детка. Тетушка теперь с тобой. Вот моя рука, ухватись за
нее. Он так мучает тебя сейчас.
И в эти мгновения я слышал и чувствовал, как где-то глубоко внутри меня
лезвие ножа резало, кромсало, отделяло мышцы от суставов, плоть от костей,
душу от тела. Художник трудился над своим полотном. Я ощущал в себе
мечущуюся боль, вспышками молнии сопровождающую затухающую жизнь. Эта боль,