"Джозеф Конрад. Тайный сообщник (рассказ)" - читать интересную книгу автора

ограждения. Думаю, я не смог бы солгать ему прямо в лицо, тоже по
психологическим (не моральным) причинам. Если б он только знал, как я
боялся, что он подвергнет испытанию мое сознание тождества с тем, другим!
Но, кажется, как это ни странно (об этом я подумал значительно позже), он
был немало сбит с толку оборотной стороной этого дьявольского положения:
что-то во мне напоминало ему человека, которого он искал; он видел
таинственное сходство с тем, кому он не доверял и кого невзлюбил с первого
же дня.
Как бы то ни было, но молчание длилось недолго. Исподволь он сделал еще
одну попытку:
- Полагаю, от "Сефоры" до вашего корабля не больше двух миль. Ничуть
не больше.
- И этого достаточно в такую ужасную жару, - сказал я.
И снова пауза, исполненная недоверия. Говорят, нужда - мать
изобретательности, но и страх может породить гениальные выдумки. А я боялся,
что он спросит меня без обиняков о моем втором "я".
- Славная кают-компания, не правда ли?-- заметил я, как будто впервые
обратив внимание, что глаза его перебегают с одной закрытой двери на другую.
-- И очень мило обставлена. Вот здесь,-- продолжал я, повернувшись и, не
вставая, небрежно распахнув дверь,-- моя ванная.
Он подался вперед всем корпусом, но ограничился тем, что заглянул туда.
Я встал, запер дверь ванной и пригласил его осмотреть судно - с таким
видом, словно гордился своим помещением. Ему пришлось подняться и следовать
за мной, что он и проделал без всякого энтузиазма.
- А теперь заглянем в мою каюту,-- сказал я, повысив голос до предела,
и тяжелыми шагами перешел на штирборт.
Он вошел в каюту вслед за мной и огляделся по сторонам. Мой
сообразительный двойник исчез. Я продолжал играть свою роль.
- Очень удобно, не правда ли?
- Очень мило. Очень уют...
Он не договорил и поспешно вышел, словно желая ускользнуть от
какой-нибудь новой моей недостойной причуды. Но не тут-то было! Я был
слишком испуган, чтобы не чувствовать желания отомстить. Преимущество было
на моей стороне, и я хотел его сохранить. Должно быть, в моей вежливой
настойчивости сквозила угроза, потому что он неожиданно сдался. И я не
пропустил ни одного закоулка: каюта помощников, буфетная, кладовые, даже
каюта для запасных парусов - всюду пришлось ему заглянуть. Когда наконец я
выпустил его на шканцы, он испустил тяжелый унылый вздох и печально
забормотал, что теперь ему пора возвращаться на свое судно. Я приказал
присоединившемуся к нам помощнику вызвать капитанскую шлюпку. Человек с
бакенбардами засвистел в дудку, обычно висевшую у него на шее, и крикнул:
- Капитан "Сефоры" уезжает!
Конечно, мой двойник слышал это, но не знаю, кто из нас почувствовал
большее облегчение. Откуда-то вынырнули четыре матроса "Сефоры" и перелезли
за борт. Мой экипаж тоже высыпал на палубу. Я церемонно проводил своего
посетителя до шкафута и чуть не хватил через край. Это была упрямая скотина.
Уже стоя у трапа, он замешкался и забормотал виноватым, смущенным голосом:
- Послушайте... вы... вы не думаете, что..

Я громко перебил его: