"Джозеф Конрад. Теневая черта (Повесть. Перевод А.Полоцкой) " - читать интересную книгу автора

Ко-ринга, который все еще, точно злой спутник, торчал за левым бортом.
Самый его вид был мне ненавистен. В течение ночи мы все время кружили на
месте, снова и снова переставляя реи при каждом, большей частью
воображаемом, порыве ветра. Затем, как раз перед восходом солнца, поднялся
на час необъяснимый, упорный встречный ветер, прямо нам в лоб. Это была
бессмыслица.
Он не соответствовал ни времени года, ни увековеченному в книгах опыту
моряков, ни виду неба. Его можно было объяснить только злой волей. Он
относил нас далеко с нашего курса; и если бы мы прогуливались для
собственного удовольствия, это был бы очаровательный ветерок, с
проснувшейся игрою моря, с ощущением движения и чувством непривычной
свежести. Потом вдруг, словно не желая продолжать жалкую шутку, ветер упал
и совершенно стих меньше чем в пять минут. Судно, покачиваясь, встало
носом по ветру; успокоившееся море отливало блеском стальной доски.
Я сошел вниз не потому, что хотел отдохнуть, а просто потому, что не
мог больше смотреть на это. Неутомимый Рэнсом хлопотал в салоне. У него
вошло в обыкновение регулярно по утрам давать мне неофициальный отчет о
здоровье экипажа.
Он отвернулся от буфета со своим обычным приятным, спокойным видом. На
его умном лбу не было ни тени.
- Сегодня утром многим довольно худо, сэр, - спокойным тоном сказал он.
- Что? Все свалились?
- Собственно, слегли только двое, сэр, но...
- Это их доконала последняя ночь. Нам пришлось травить и выбирать все
время.
- Я слышал, сэр. Я подумывал выйти и помочь, но вы знаете...
- Конечно. Вы не должны это делать... А вот матросы лежали ночью на
палубе. Это для них не хорошо.
Рэнсом согласился. Но что поделаешь, ведь матросы не дети, за ними не
углядишь. Кроме того, их нельзя осуждать за то, что они ищут на палубе
хоть какой-нибудь прохлады и воздуха. Он сам-то, конечно, не делает этого.
Он был и в самом деле благоразумный человек. Но было бы жестокостью
сказать, что другие не благоразумны.
Последние несколько дней явились для нас как бы испытанием огненной
печью. Нельзя было сердиться на их столь свойственную людям
неосторожность, на их желание использовать минуты облегчения, когда ночь
приносит иллюзию прохлады, а звезды мерцают сквозь тяжелый, отягощенный
росою воздух. К тому же большинство из них так ослабело, что всем, кто еще
мог кое-как держаться на ногах, приходилось стоять на брасах. Нет, не
стоило увещевать их. Но я твердо верил, что хинин им очень полезен.
Я верил в него. Я возложил на него все свои упования.
Он спасет экипаж, судно, своими целебными свойствами разрушит чары,
лишит время всякого значения, сделает погоду лишь преходящей заботой и,
подобно магическому порошку, действующему против загадочных бедствий,
охранит первый рейс моего судна от злых сил безветрия и лихорадки. Я
считал его более драгоценным, чем золото, и в противоположность золоту,
которого, кажется, никогда не бывает достаточно, на судне имелся
достаточный запас его. Я пошел за ним с намерением развесить дозы. Я
протянул руку с чувством человека, достающего верную панацею, взял новую
бутылку и развернул обертку. При этом я заметил, что края обертки, как