"Карл Отто Конради. Гете: Жизнь и творчество, том 2 " - читать интересную книгу автора

14

и компания в Майнце доказывают, - писал Карл Август, - насколько сильно
сочувствие революции действует на людей их толка, притягательная сила тех
событий толкает их на путь чернейшей неблагодарности и самых что ни на есть
бессмысленных предприятий". Подданным надлежит быть благодарными, а не
разоблачать произвол и гнет монархистской власти. (Издатель переписки Гёте с
Карлом Августом в 1915 году к тому же задним числом удостоил борца за
республиканскую свободу Форстера еще и такой уничижительной характеристики:
"Оказывал в Рейнской области сильное и зловредное влияние".) Веймарский
герцог, не сомневавшийся в экспансионистских устремлениях революционной
Франции, отныне почитал счастьем, что началась война, и готов был на любые
меры, чтобы предотвратить распространение революции. Из лагеря под
Мариенборном близ Майнца Карл Август благодарил Гердера за присылку второго
тома "Писем о поощрении гуманности". С полной убежденностью, что он воюет за
правое дело, герцог не преминул сопроводить благодарность язвительным
замечанием: письма, мол, застали его "отнюдь не за самым гуманным занятием",
однако же он стремится к тому, "чтобы смести с немецкой земли французские
зверства. А ведь это, должно быть, тоже вклад в Ваши гуманные устремления,
милый Гердер, не так ли?"
Словом, в дошедших до нас письмах Гёте редко и скупо высказывается о
Французской революции. Точно так же и в заметках о походе 1792 года и об
осаде Майнца, которые он посылал на родину, почти нет упоминаний на этот
счет. Поэту ничего не нужно было объяснять своим адресатам: и без того они
знали, что он не сторонник революции. Гёте тоже считал, что необходимо
укротить "взбесившихся франков" (письмо к Якоби от 17 апреля 1793 г.), а
когда стоял под Майнцем, радовался, "что, даст бог, этих омерзительных
франков скоро совсем изгоним из нашего милого германского отечества, все
равно проку от них здесь никакого - что ни возьми: ни по характеру их, ни по
оружию, ни по образу мыслей" (в письме к Анне Амалии от 22 июня 1793 г.).
Конечно, это не значит, что Гёте одобрял всякое предприятие монархистских
держав. Жаль, конечно, что мы не знаем, как реагировал поэт, когда герцог
сообщил ему чудовищную весть: потери французов в битве при Монсе (Бельгия)
уже по одному тому должны были превысить потери союзников, что "главный
принцип кайзеровских солдат -

15

не миловать ни одного француза" (23 марта 1796 г.). Совершенно
очевидно, что наблюдатель Гёте просто предпочитал о многом молчать: "Многое
еще можно было бы сказать, да писать об этом не стоит" (из письма к Ф. Якоби
от 5 июня 1793 г.). Примерно так он часто отгораживался от происходящего,
скрывая мысли, его занимавшие, может, даже тревожившие и угнетавшие его.
Уже десять лет подряд занимая ответственный пост и ведая важными
государственными делами, Гёте не стал писать ни теоретического трактата, ни
какого-либо политического эссе по вопросу о революции, каких в ту пору
появлялось великое множество. Хоть он впоследствии, в 1823 году, и
подчеркивал, как уже указывалось, свои "безграничные усилия поэтически
овладеть, в его причинах и следствиях, этим ужаснейшим из всех событий", все