"Родриго Кортес. Часовщик " - читать интересную книгу автора

хороших католиков, а потому сразу же подсунул ему лучшую игрушку и лучшего
товарища в мире - часы.
- У честного мастера и часы не врут, - часто и с удовольствием повторял
он, - а кто знает ремесло, тот знает жизнь.
Олаф приучил сына к ремеслу почти с пеленок. Уже в три года Бруно
целыми днями сидел рядом с приемным отцом в башне городских курантов,
разглядывая, как массивные клепаные шестерни с явно слышимым хрустом двигают
одна другую; ощущая, как содрогается перегруженная многопудовой конструкцией
дубовая рама, и с восторгом ожидая мгновения, когда окованный медью молот
взведется до конца, сорвется со стопора и ударит по гулкому литому колоколу.
Вообще, в пределах мастерской Олафа мальчишке дозволялось все. Уже в
пять лет отец разрешал ему кроить жесть, в семь - помогать в кузне, а в
девять - копаться в чертежах, и даже его не всегда уместные советы Олаф
принимал с одобрительной улыбкой.
- Кто знает ремесло, тот знает жизнь, - охотно повторял Бруно вслед за
приемным отцом, и его жизнь была столь же прекрасной, сколь и его ремесло.
Он и не представлял, сколько жестокой истины сокрыто в этих словах.

Баски запинались через слово, и Мади нашел переводчика среди горожан,
однако понять, почему Бруно говорил о часах, так и не сумел. Никакой связи
ни с какими конкретно часами не проглядывалось.
- Он пришел покупать железо, - переводил горожанин. - Отобрал самое
лучшее, потребовал взвесить...
Мади слушал, поджав губы.
- Затем они поспорили о точности весов, и баски уступили...
Судья ждал.
- А потом Бруно расплатился и велел погрузить железо на подводу.
- Полностью расплатился? - прищурился Мади.
Горожанин перевел вопрос баскам, и те, перебивая друг друга, опять
загомонили.
- Он дал двадцать мараведи, - пожал плечами переводчик, - столько,
сколько запросили.
Судья удивился. Он все еще не видел, в чем провинился Бруно.
- А потом?
- А потом его - ни с того ни с сего - начали бить, - развел руками
переводчик. - Это я лично видел.
Мади нахмурился. Баски были в этом городе чужаками и могли позволить
себе самосуд лишь в одном случае - если вина подмастерья совершенно
очевидна.
- Господин... - тронули его за плечо.
Судья повернулся. Перед ним стоял новый старшина баскских купцов -
зрелый мужчина с короткой курчавой бородой, и в его руке был толстый кожаный
кошель.
- Господин... - повторил старшина, сунул кошель в руки судьи и что-то
сказал на своем языке.
"Неужели хочет откупиться?"
- Он говорит, что все до единой монеты фальшивые, - удивленно перевел
горожанин. - Говорит, что ему их подмастерье дал...
- Фальшивые? - обомлел судья и торопливо развязал кошель.
Новенькие, практически не знавшие человеческих рук мараведи полыхнули