"Алистер Кроули. Завещание Магдалины Блэр" - читать интересную книгу автора

почувствовала, что его расчленили не просто механически, но и химически, что
его существо все больше и больше распадается на частицы, воплощающиеся в
новых отвратительных формах, но, что хуже всего, самого Артура это не
меняет; вопреки всему, нетронутые память и здравый смысл работают еще
точнее, пока новый кошмарный опыт поставляет им информацию. Казалось, к
пытке добавилось некое мистическое состояние; хотя Артур не был, совершенно
не был этой бесформенной грудой сознания, все же это был именно он. Нас
всегда, по меньшей мере, двое! Тот, кто чувствует, и тот, кто знает, - не
вполне один человек. Эта двойственность личности ярко проявляется в смерти.
Не менее важным было то, что чувство времени, на которое обычно
полагаются люди, - в таких случаях, как мой, особенно, - намеренно
исказилось, если не пропало совсем.
Все мы судим о течении времени в соответствие с нашими обыденными
привычками или каким-то подобным стандартом. Обреченность на бессмертие
должна естественно разрушить ценность такого чувства. Если ты бессмертен,
какая разница между коротким и длинным промежутком времени? Тысяча лет и
один день, - очевидно, одно и то же с точки зрения "навсегда".
В нас скрыты бессознательные часы, - часы, заведенные опытом
человечества на семьдесят или примерно семьдесят лет. Пять минут - слишком
долго для нас, если мы ожидаем омнибус, вечность, если ждем возлюбленного, и
сущий пустяк, если заняты приятным делом или
спим^*.
Мы думаем, что семь лет - долгий срок, когда говорим о тюремном
заключении, и совершенно ничтожный, когда речь заходит о геологии.
Но когда существует бессмертие, возраст вселенной сам по себе - ничто.
Эти умозаключения не полностью захватили сознание Артура; они нависли
над ним угрозой, а в обостренном сознании, освобожденном от естественного
для живущего чувства времени, каждое движение демона представлялось
действием бесконечно долгим, хотя промежутки между криками, которое издавало
лежащее в постели тело, были совсем короткими. Каждый приступ боли или ужаса
рождался, возносился до вершины и ниспадал, чтобы возродиться спустя
мгновение, казавшееся целой эпохой.
Это ощущение было еще сильнее в процессе ассимиляции Артура "демоном".
Кома умирающего была феноменом, вырванным из времени. Ситуация
"переваривания" оказалась новой для Артура, у него не было оснований для
предположений и данных, с помощью которых он смог бы определить расстояние
до конца. Могу лишь бегло описать этот процесс; по мере того, как его
поглощали, сознание Артура перемещалось в сознание "демона", он сливался
воедино с его голодом и мерзостью. В то же время он пережевывал себя сам,
собственным существом рвал свои тончайшие молекулы, самым гнусным образом
глумясь над той частью себя, что была отвергнута.
Я не смогу описать заключительный процесс; суть его в том, что
демоническое сознание уходило, Артур становился экскрементами демона, и,
точно эти нечистоты, падал еще глубже в мерзостную пропасть тьмы и ночи, чье
имя - смерть.
Еле живая, я поднялась. С трудом произнесла: "Он мертв". Санитар
склонился над телом. "Да! - повторил он, - мертв!". Казалось, вся вселенная
слилась в едином жутком хохоте смерти и ужаса. "Мертв!".
V
Я не вставала с места. Я чувствовала, что должна удостовериться, что