"Алистер Кроули. Завещание Магдалины Блэр" - читать интересную книгу автора

смерть всему положила конец. Но горе человечеству! Сознание Артура было
живее прежнего. Это был черный страх падения, немой экстаз беспрерывного
страха. На море позора не было волн, ни малейшего движения мысли на
проклятых водах. Не было никакой надежды в этой бездне, ни единого намека,
что это может прекратиться. Полет был столь бесконечным, что даже не
ощущалось ускорение; он был постоянен и горизонтален, точно падение звезды.
Не было даже ощущения скорости; полет должен был быть невероятно быстрым,
судя по необычному страху, который он вызывал, и в то же время немыслимо
медленным, если представить бездонность пропасти.
Я приняла меры, чтобы меня не беспокоили почести, которые люди - о,
сколь глупо! - воздают усопшим, и нашла утешение в сигарете.
И только сейчас, впервые, как ни странно, я стала обдумывать
возможность помочь ему.
Я анализировала ситуацию. Должно быть, это были его мысли, иначе я бы
не смогла их воспринимать. У меня не было оснований считать, что до меня
долетают чьи-либо другие мысли. Он был жив в прямом смысле слова, он, а не
кто-то иной, стал добычей невыразимого страха. Очевидно, у этого страха было
некое физическое основание в мозгу и теле. Все прочие феномены, которые я
наблюдала, были непосредственно связаны с физическим состоянием; это было
отражение сознания, с которого спали оковы человеческого, процессов,
действительно происходивших в теле.
Возможно, интерпретация ложна, но это была его интерпретация, и именно
она порождала муки, превосходящие те, которые поэты называют адскими.
Стыдно признаться, но первым, о чем я подумала, была католическая
церковь и ее мессы для упокоения усопших. Я пошла в храм, обдумывая по
дороге все, что когда-либо было сказано - предрассудки сотни дикарских
племен. В глубине души я не могла определить, чем отличаются варварские
ритуалы от христианских.
Как бы то ни было, мой план не удался. Священник отказался молиться за
душу еретика.
Я поспешила обратно и возобновила свое бдение. Изменений не было,
только углубление страха, обострение одиночества, все большее погружение в
кошмар. Я только и могла уповать, что, по мере угасания жизненных процессов,
смерть станет концом: ад, граничащий с полным уничтожением.
За этим последовала цепь размышлений, конечным из которых стало
намерение ускорить процесс. Я думала о том, как разрушить мозг, но понимала,
что у меня нет возможности это сделать. Решила, что можно заморозить тело,
сочинив историю для санитара, но потом поняла, что не может быть холода
страшнее бесконечной черной пустоты.
Я подумала, не сказать ли врачу, что Артур хотел передать свое тело
хирургам, что он боялся быть погребенным заживо, - придумать все, что
угодно, лишь бы заставить их извлечь мозг. В этот момент я взглянула в
зеркало. Я поняла, что не должна ничего говорить. Мои волосы поседели, лицо
осунулось, безумные глаза налились кровью.
Беспомощная и несчастная, я легла на диванчик в кабинете и жадно
принялась курить. Облегчение было столь сильным, что моему чувству
преданности и долга предстояла немалая битва, чтобы заставить меня
возобновить работу. Смесь ужаса, любопытства и восторга, должно быть,
помогла.
Я погасила пятую сигарету и вернулась в обитель смерти.