"Дочь Птолемея" - читать интересную книгу автора (Кудинов Виктор)

ДОЧЬ ПТОЛЕМЕЯ

В то ясное чистое утро она проснулась раньше обычного. И сразу вышла из прохладных покоев под портик. Солнце слепило её, она зажмурилась. От колонн падали тени, мраморный пол пестрел светлыми и темными пятнами.

Клеопатра не умывалась, не охладила себя водой из источника. Она только прополоскала рот розовым настоем, чтобы заглушить кисловатый привкус после сна — следствие питья лекарственных горьких трав накануне. Дошла до первых колонн у ступенек лестницы, спускавшейся в обширный парк. Длинный подол туники ниспадал до пят, черные распущенные волосы достигали поясницы.

Некоторое время женщина стояла под солнцем с закрытыми глазами, наслаждаясь его теплом. Из листвы неподвижных пальм и смоковниц доносился писк и свист птиц.

Встревоженно закричала обезьянка, ей ответил сердитым клекотом большой синий попугай. Царица открыла глаза. Птица перелетела с одного дерева на другое — мелькнула, как синий лоскут, и скрылась в листве.

Внизу, на площадке, выложенной каменными плитами, появился черный раб с веником на длинной палке. Увидев царицу, он упал на колени, ткнулся лбом в плиту и замер; так он должен пролежать, не двигаясь, затаив дыхание в почтительном унижении, не подымая глаз на женщину, которую молва почитала божественной, красивейшей из всех живущих.

Лишь позже, когда раб отполз в кусты и густая листва надежно скрыла его, он с любопытством глянул через плечо — царица наклонилась, подобрала подол и потерла рукой беловатую ногу ниже колена. Густые волосы черной гривой свисли чуть не до пола. Выпрямившись, она закинула их движением головы за спину. Потянулась, подняв руки и прижав ладони к затылку. Полная грудь приподнялась в раздвинувшемся вырезе полупрозрачной туники, широкие рукава съехали за локти.

Легкое и радостное чувство наполняло Клеопатру, и ей, семь дней проведшей в жестокой черной меланхолии, в слезах, беспричинных рыданиях, метавшейся между отчаянием и туманными надеждами, вновь окружающий мир показался прекрасным и желанным. "Да, хорошо на свете! — подумала она. — Я — живу!" Она вдохнула до самой глубины груди свежий морской воздух, и улыбка сделала её лицо нежным и милым.

Солнце припекало, жгло. Пальцы ног вспотели, вынув маленькую ступню из одной туфли, она коснулась пальцами прогретого мрамора, затем скинула и вторую. "Дивно! Дивно!" — прошептала, спускаясь на террасу. Подойдя к самому её краю, Клеопатра уперлась коленями в низкий парапет. Желтый свет дрожал на поверхности моря широкой полосой. Вода разливалась до горизонта ровной голубой гладью. Небо, тоже голубое, было бледнее моря. Среди веселой зелени желтел песок — узкая каемка низкого берега, которую время от времени лизала набежавшая мелкая волна.

Несмотря на раннее утро, в Большой гавани началось движение: одни суда отплывали, взмахивая длинными мокрыми веслами, другие вплывали из-под арки высокого моста на дамбе, — длинное сооружение из камня, земли и дерева, тянувшееся от мыса Лохиад, на котором расположился прекрасный и сложный ансамбль дворцов Птолемеев, до скалистого островка, занимаемого маяком, почитавшимся одним из семи чудес света. Маяк действительно был хорош высокая белая грандиозная башня, поставленная на четырехугольный цоколь, и сейчас, любуясь им, она постаралась назвать имя зодчего, который построил это сооружение за двести лет до её рождения, но так и не смогла припомнить.

Высоко в небе кружил орел. Следя за его полетом, царица заметила поверх вершин пальм сизый дымок — что-то горело за городом, по-видимому, у Мареотийского озера, а сам город ослепительно белел справа и слева, раскинувшись далеко за мощные каменные стены с прямоугольными башнями.

Улицы прямыми линиями — узкие, широкие, длинные, короткие чертили его с севера на юг и с востока на запад. Так когда-то задумал Александр Македонский, чтобы город продувался насквозь северными ветрами, дувшими постоянно с моря в летнее время года. Плоские кровли домов опускались и подымались квадратами; обелиски были покрыты черепицей, белизна их мраморных колонн в солнечных лучах была ослепительна; мосты без перекрытий и перил над каналами опирались на каменные столбы; желтые пилоны из песчаника, привезенные из Мемфиса, с вдавленным орнаментом, приземистые, широкие у основания, напоминали о людях, что строили пирамиды.

То там, то в другом месте курчавились вершинами деревья, скрывая собою постройки. Кипарисы и пальмы росли обширными рощами вперемешку с развесистыми могучими кедрами и пирамидальными тополями.

Птицы захлопали крыльями, резкий крик карликовых попугаев неожиданно оборвался, и они вспорхнули, как разноцветные яркие бабочки, перелетев на левую сторону парка.

Привлеченная шумом, Клеопатра, поднявшись на носочках, поглядела вниз. Почти бегом, сильно напрягаясь, два худых эфиопа вели под уздцы белоснежного коня. Легкий султан из страусовых перьев качался между острых подрагивающих ушей. Конь приседал, подпрыгивал, мотал головой, разбрызгивая с черных губ белую слюну. Рабы тщетно пытались его сдержать. То был подарок Гнея Долабеллы, бывшего наместника Сирии, погибшего в Лаодикии. Коня по её приказу каждое утро проводили под окнами опочивальни, чтобы напомнить ей о ясноглазом римлянине, одном из близких её друзей.

Звонким голосом Клеопатра позвала своего любимца: "Эрос!"

Рабы остановились, но жеребец протащил их за собой, выгибая тонкую шею с длинной гривой.

— Пустите его! — распорядилась она.

Освобожденный конь, словно пущенная стрела, помчался по песчаной дорожке в глубь парка; длинная грива взвилась, хвост вытянулся на лету. Радостное ржанье замерло вдалеке. Рабы побежали следом.

Клеопатра улыбнулась, наблюдая за ним, ибо бегущий конь был ещё более прекрасен, чем при ходьбе. Утренняя встреча со своим любимцем добавила к её бодрости уверенность в удачливом дне. Да соизволит Исида подарить ей радость. Она так этого хотела.