"Джузеппе Д'Агата. Возвращение тамплиеров" - читать интересную книгу автора

Но для Джакомо Риччи - высокого и худого молодого человека, чье лицо,
почти лишенное растительности, с резкими, угловатыми чертами, выражало
твердость и решительность, - этот первый день года ничем не отличался от
других. К двадцати двум годам юноша насквозь пропитался радикальными в своей
чистоте убеждениями: это привело к стремлению ни в чем не походить на
обычных людей, а для начала - освободить себя, по возможности, от гнета
календаря.
Он не сомневался в своем превосходстве над окружающими и демонстрировал
его даже при помощи внешнего облика. Среди сверстников Джакомо выделялся
тем, что носил шляпу и, независимо от сезона, одевался со строгой
изысканностью, слегка напоминавшей стиль далеких тридцатых.
Он подошел к окну. Оттуда открывался вид на небольшую площадь и
старинную церковь Санто-Стефано. Людей почти не было: как и обычно, все
праздновали Новый год до глубокой ночи. Мания эта, похоже, оказалась на
редкость заразительной. Солнце почти не дарило тепла зимним утром, и редкие
прохожие предпочитали открытое пространство мрачным портикам.
Этой ночью Джакомо тоже присутствовал на новогоднем празднестве в одном
доме. Но юноша сохранял всегдашнюю безучастность и обходил стороной взрывы
веселья, заполонившего все гостиные в бельэтаже палаццо Гиберти.
Устроила праздник молодая графиня Белла Гиберти, происходившая из
знатной тосканской семьи. Все, что касалось угощений и напитков, удалось на
славу, но с гостями вышло иначе. Серые посредственности: именно это читалось
в насмешливом взгляде Джакомо при виде большинства приглашенных - ими были
молодые люди из лучших болонских семей. А девушек, причесанных и
загримированных совершенно однообразно, он вообще находил лишенными и вкуса
и фантазии.
Переходя из зала в зал с бокалом шампанского в руке, молодой человек
спрашивал себя, не слишком ли строго он судит о приглашенных. И хотя
суждения его отличались беспощадностью, ни сомнений, ни сожалений он не
испытывал. Джакомо решительно отвергал снисходительность, всяческие
оправдания, отговорки, компромиссы и не выносил ханжества, ревности,
зависти, эгоизма, скрытых за хорошими манерами. Всему этому он
противопоставлял долг и строгость: два слившиеся воедино понятия стали для
него едва ли не навязчивой идеей. Долг и строгость - против легко
раздаваемых удостоверений о честности и добропорядочности. И даже против
ума, который Джакомо считал весьма редким товаром.
- Привет, синьор Строгость, - произнес кто-то рядом.
Джакомо, узнав голос, обернулся, попытавшись стереть с лица
презрительную усмешку и заменить ее сердечной улыбкой:
- Чао, ЯиМГрам.[2] как вдруг Джакомо остановился посреди виа Джудеи -
улицы Иудеев:
- Вот, Винчипане, тут ты можешь понять, как трудно истолковать волю
Божию.
Яирам осмотрелся и увидел вокруг лишь старые дома и полуразрушенные
лачуги.
- Ты в этом городе все еще иностранец, - продолжал Джакомо, - и, верно,
не знаешь, что именно здесь когда-то было гетто.
- Ты хочешь сказать - еврейское гетто?
Джакомо кивнул:
- Совсем небольшое по сравнению с еврейскими кварталами столицы, где