"Роалд Дал. Убийство Патрика Мэлони (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

если я опишу тебе все, что случинлось в самый первый раз, когда я пришла к
нему на сеанс.
"Ну и зануда же она, - подумал я. - Как бы мне улизнуть? "
- Это было примерно год назад, и я помню, какое волнение я испытывала
оттого, что мне предстоит побынвать в студии великого художника. Я
облачилась во все новое от Нормана Хартнелла, специально напялила краснную
шляпку и отправилась к нему. Мистер Ройден встрентил меня у дверей и,
разумеется, просто покорил меня. У него бородка клинышком и пронизывающие
голубые глаза, и на нем был черный бархатный пиджак. Студия у него огромная,
с бархатными диванами красного цвета и обитыми бархатом стульями - он
обожает бархат - и с бархатными занавесками и даже бархатным ковром на
полу. Он усадил меня, предложил выпить и тотчас же приступил к делу. Рисует
он не так, как другие художнники. По его мнению, чтобы достичь совершенства
пря изображении женской фигуры, существует только один-единственный способ,
и пусть меня не шокирует, когда я услышу, в чем он состоит. "Не думаю, что
меня это шокирует, мистер Ройден", - сказала я ему. "Я тоже так не думаю",
- отвечал он. У него просто великолепные белые зубы, и, когда он улыбается,
они как бы светятся в бороде. "Дело, видите ли, вот в чем, - продолжал он.
- Посмотрите на любую картину, изображающую. женщинну - все равно кто ее
написал, - и вы увидите, что, хотя платье и хорошо нарисовано, тем не менее
возникает впенчатление чего-то искусственного, некой ровности, будто платье
накинуто на бревно. И знаете, почему кажется? " - "Нет, мистер Ройден, не
знаю". - "Потому что сами художники не знают, что под ним".
Глэдис Понсонби умолкла, чтобы сделать еще нескольнко глотков бренди.
- Не пугайся так, Лайонель, - сказала она мне. - В атом нет ничего
дурного. Успокойся и дай мне закончить. И тогда мистер Ройден сказал: "Вот
почему я настаиваю на том, чтобы сначала рисовать обнаженную натуру". -
"Боже праведный, мистер Ройден! "-воскликнула я. "Если вы возражаете, я
готов пойти на небольшую уступнку, леди Понсонби, - сказал он. - Но я бы
предпочел иной путь". - "Право же, мистер Ройден, я не знаю". - "А когда я
нарисую вас в обнаженном виде, - продолжал он, нам придется выждать
несколько недель, пока высохннет краска. Потом вы возвращаетесь, и я рисую
вас в нижнем белье. А когда и оно подсохнет; я нарисую свернху платье.
Видите, как все просто.
- Да он попросту нахал! - воскликнул я.
- Нет, Лайонель, пет! Ты совершено не прав. Если бы ты только мог его
выслушать, как он прелестно обо всем этом говорит, с какой неподдельной
искренностью. Сразу видно, что он чувствует то, что говорит.
- Повторяю, Глэдис, он же нахал!
- Нельзя же быть таким глупым, Лайонель. И понтом, дай мне закончить.
Первое, что я ему тогда сказала, что мой муж (который тогда еще был жив) ни
за что на это не согласится.
"А ваш муж и не должен об этом знать, - отвечал он. - Стоит ли
волновать его? Никто не знает моего секнрета, кроме тех женщин, которых я
рисовал".
Я еще посопротивлялась немного, и потом, помнится, он сказал: "Моя
дорогая леди Понсонби, в этом нет нинчего безнравственного. Искусство
безнравственно лишь тогда, когда им занимаются дилетанты. То же - в
мединцине. Вы ведь не станете возражать, если вам придется раздеться в
присутствии врача? "