"Роальд Даль. Мой дядюшка Освальд (Классика английского черного юмора) " - читать интересную книгу автора

несколько часов, что я провел с мадемуазель Николь. Лондонские дебютантки в
сравнении с ней стали казаться колодами окаменелого дерева.
Она подкрадывалась ко мне, как мангуста к кобре; внезапно оказалось,
что у нее десяток пар рук и дюжина губ, и вдобавок она была настоящей
акробаткой, женщиной змеей - несколько раз в вихре рук и ног я успевал
разглядеть ее щиколотки, переплетенные за затылком. Эта девушка словно
пропускала меня через стиральную машину, подвергая нагрузкам, превосходящим
предел прочности. Мое тело представлялось мне длинным, хорошо смазанным
поршнем, гладко двигавшимся взад-вперед в цилиндре со стенками из
полированной стали. В конце концов, меня привел в чувство спокойный голос
- Неплохо, мсье, достаточно для первого урока. Впрочем, я думаю, что
пройдет еще немало времени, прежде чем вы выйдете из стадии детского сада.
Шатаясь, весь синяках и чувствуя себя так, словно меня выпороли, я
поплелся в свою комнату и лег спать.
В соответствии с моим планом на следующее утро я попрощался с Буавенами
и сел в марсельский поезд. В Марселе я купил билет до Александрии на
французский пароход "Императрица Жозефина". Плавание прошло без
происшествий, если не считать того, что в первый же день я встретил еще одну
высокую женщину. На этот раз турчанку, высокую смуглую крепкую даму, с ног
до головы увешанную всевозможными побрякушками, позвякивавшими при ходьбе.
Женщина поймала мой взгляд, надменно подняла подбородок, медленно оглядела
меня с головы до пяток, сверху вниз, а потом снизу вверх. Через минуту она
преспокойно подошла ко мне и пригласила в свою каюту выпить стаканчик
абсента. Я охотно пошел за ней и не выходил из каюты, пока мы не
пришвартовались в Неаполе три дня спустя. Если, как утверждала мадемуазель
Николь, я еще не покинул детского сада, то по этой шкале сама она была
шестиклассницей, тогда как турчанка - университетским профессором.
Единственное, что осложняло всю дорогу, это то, что пароход боролся с
кошмарным штормом. Много раз я думал, что вот-вот мы перевернемся из-за
устрашающей качки. Когда, наконец, мы благополучно бросили якорь в
Неаполитанском заливе, я заметил, выходя из каюты:
- Слава Богу, что все обошлось, все-таки шторм был приличный.
- Мой милый мальчик, - сказала она, навешивая на себя очередное
ожерелье, - море было гладким, как зеркало.
- О нет, мадам, - возразил я, - шторм был ужасающим.
- Не шторм, - сказала она. - Это была я.
Я быстро учился и усвоил, что иметь дело с турчанками - все равно что
пробежать пятьдесят миль до завтрака: следует быть в хорошей форме.
Из Александрии я доехал поездом до Каира, там сделал пересадку и
направился в Хартум. Боже, какая жара стояла в Судане!
В Хартуме я остановился в большом отеле, набитом англичанами в шортах
цвета хаки и тропических шлемах. У всех были усы и красные щеки, как у
майора Граута, и каждый держал в руке стакан с выпивкой. У входа дежурил
портье-суданец, красивый парень в белом одеянии и красной феске.
- Не знаю, могли бы вы мне помочь, - сказал я, вынимая из кармана
французские банкноты. Он посмотрел на деньги и осклабился. - Волдырные
жуки, - сказал я. - Вы слышали о волдырных жуках?
- Все знаю про жука, сахиб, - сказал портье.
- Я хочу знать, куда нужно поехать, чтобы наловить тысячу жуков.
Он перестал улыбаться и уставился на меня, как на сумасшедшего.