"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

что с него даже сумели перебросить к нам письмо. Капитан Фокон сам стоял у
штурвала и вел бриг с такой легкостью, словно это был какой-нибудь
"рыбачишко". Когда "Пилигримом" командовал капитан Томпсон, всякий раз перед
выходом было столько приготовлений, будто снимался семидесятичетырехпушечный
корабль. Зато капитан Фокон был настоящим моряком, до последней косточки. Он
чувствовал судно и распоряжался на нем с уверенностью сапожника в своей
будке. Это подтверждала команда, которая, проплавав с ним полгода,
досконально узнала своего капитана. А уж если сами матросы считают человека
настоящим моряком, можете быть уверены, что так оно и есть, потому что
обычно они признают это с неохотой. Ловить капитана на ошибках - любимое
развлечение команды, к тому же оно поставляет ей необходимый запас поводов
для недовольства.
После ухода "Пилигрима" мы три недели простояли в Сан-Педро (с 11
сентября по 2 октября), занимаясь обычными портовыми делами, то есть
выгружали товар, брали шкуры и прочее. Все эти работы были много легче, и
выполнять их было куда приятнее, чем на "Пилигриме". "Больше людей, дело
веселей" - гласит матросская поговорка, и команда двенадцативесельного
баркаса без особого труда управляется со всеми шкурами, которые надо
перевезти за день. Помощник капитана обычно командовавший нами (чаще всего
третий), был приятным молодым человеком и никогда не доставлял нам лишних
хлопот. Дело у нас спорилось, и мы, довольно приятно проводя время, были
рады хоть ненадолго освободиться от бремени судовой дисциплины. Я то и дело
вспоминал те черные дни, которые провел в этом тоскливом уголке побережья:
когда с нами дурно обращались на бриге, наше недовольство, когда нас было
только четверо для выполнения всех береговых работ. Нет уж, теперь я
предпочитаю большое судно. Здесь больше пространства, лучше оснащение, лучше
порядки, да и вся жизнь более компанейская. Взять хотя бы то, что на
капитанскую шлюпку была назначена постоянная команда. Легкий вельбот,
красиво покрашенный, имевший кормовые банки и поперечный румпель, размещался
на корме по правому борту и использовался для разъездов. Старшиной на нем
был самый молодой из нас - тринадцатилетний парень из Бостона. Вельбот
находился в полном его ведении, и он содержал его в чистоте и постоянной
готовности. Гребцами были четверо молодых матросов приблизительно того же
роста и возраста, что и старшина. Я был в их числе. Место каждого и его
весло имели свой номер, и мы должны были являться на свои места с
выскобленными добела веслами. Баковый заведовал отпорным крюком и фалинем, а
рулевой - румпелем и кормовыми банками. В наши обязанности входило возить
капитана, агента и пассажиров, причем это последнее было делом не из самых
легких, так как береговые жители не имеют своих лодок, и нам приходилось
отвозить на судно, а затем обратно на берег всех покупателей - от мальчишки,
явившегося за парой башмаков, до лавочника, купившего дюжину бочонков или
тюков. В некоторые дни, когда народу было особенно много, мы не вылезали из
шлюпки с утра до вечера, едва выкраивая время на еду. А так как судно стояло
почти в трех милях от берега, за день приходилось грести по тридцать - сорок
миль. Тем не менее мы считали, что еще очень хорошо устроились, поскольку не
надо было работать с грузом или шкурами, а те небольшие узлы и пакеты,
которые брали с собой пассажиры, конечно, не шли в счет. Кроме того, нам
представлялась возможность всех видеть, завязывать знакомства и узнавать
новости. Если в шлюпке не было капитана или агента, мы вообще оставались без
начальства и зачастую приятно проводили время с пассажирами, которые всегда