"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

"Каталину" позади. А вот при лавировке, что всегда является серьезным
испытанием для судна, наше превосходство было неоспоримо.
Воскресенье, 4 октября. День нашего прихода. Каким-то образом капитан
ухитрился не только выйти в море, но и войти в порт в воскресенье. Главная
причина здесь совсем не в том, что это счастливый день, как думают многие.
Просто воскресенье - это день отдыха. Шесть дней команда занята перевалкой
груза и другими работами, и если в воскресенье ее можно занять еще чем-то,
тем выгоднее для судовладельцев. Именно по этой причине наши каботажники и
пакетботы выходят в море почти всегда по воскресеньям. То же самое было и у
нас, и мы потеряли не один свободный день, пока оставались в калифорнийских
водах. Католики на берегу, как правило, не занимаются по воскресным дням ни
торговлей, ни поездками, но американец, у которого нет национальной религии,
радуется возможности показать свою независимость, располагая свободным днем
по собственному усмотрению.
Санта-Барбара выглядела все такой же, как и пять месяцев назад, когда я
оставил ее: песчаный берег, о который неустанно с грохотом разбивались
тяжелые валы, маленький городок, опоясанный амфитеатром гор. День за днем
яркое солнце заливало светом широкую бухту и красные крыши домов. Все вокруг
словно оцепенело, и здешние люди, казалось, даже не пытались отработать за
этот солнечный свет. У нас было всего несколько посетителей, да и шкур было
собрано не больше сотни. Каждый день к заходу солнца вельбот отправлялся за
капитаном, проводившим все вечера в городе. Мы всегда брали с собой куртки,
а также кремень и огниво и, разведя на берегу огонь из плавника и сучьев,
которые рубили в ближайшем кустарнике, ложились около костра на песок.
Иногда мы забредали в город (если капитан возвращался позднее) и коротали
время в каком-нибудь доме, благо местные жители радушно принимали нас.
Однако рано или поздно капитан возвращался, и мы, как следует вымокнув в
прибрежном прибое, добирались до судна, меняли одежду и расходились по
койкам, но, к сожалению, не на всю ночь, поскольку надо было еще стоять
якорную вахту.
Это подводит меня к рассказу о Томе Гаррисе, моем товарище по вахтам на
протяжении девяти месяцев и, если взглянуть на него в общем и целом,
несомненно, самой замечательной личности из всех, с кем я только встречался.
Во время стоянок в порту мы с Гаррисом каждую ночь по целому часу проводили
вдвоем на палубе и во время непрестанных хождений от носа до кормы и обратно
я узнал не только его самого и многое о его жизни, но также наслушался
рассказов о разных народах, их обычаях и, что было для меня особенно
интересно, о всяких тонкостях матросского бытия и морского ремесла, чему не
мог бы научиться ни у кого другого. Он обладал безупречной памятью и, по
всей видимости, сохранял в своей голове все события своей жизни от самого
раннего детства до времени нашего знакомства, и все звенья этой цепи были на
месте. Не менее поразительной была его способность считать в уме. Я полагал
себя достаточно поднаторевшим в цифири, поскольку изучал математику, но,
когда дело доходило до любых расчетов, ни в коей мере не мог состязаться с
этим человеком, который не пошел дальше простой арифметики. Его память
хранила не только точную копию судового журнала, но и полный перечень всего
груза на борту, с указанием места каждого предмета в трюме, равно как и
количество шкур, взятых нами в каждом порту.
Однажды он произвел приблизительный подсчет грузовместимости трюма
между фок- и грот-мачтами, учитывая его глубину и длину бимсов (он помнил