"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

добавили парусов и пошли почти на чистый фордевинд прямиком к Сан-Педро. Всю
ночь был сильный ветер с дождем, но к рассвету неожиданно заштилело, шторм
выдохся, и в
четверг, 22 октября мы пришли в Сан-Педро на свое старое якорное место,
открытое зюйд-остам, в лиге от берега и стали с дуплинем на якорном канате,
с рифами на? марселях и заменив сезни каболками. Здесь мы оставались десять
дней, занимаясь обычной перевозкой шкур, вкатывали товары на крутой холм,
ходили босиком по острым камням и мокли по шею в соленой воде.
На третий день из Сан-Хуана пришла "Роса". Она была там через сутки
после зюйд-оста, и, по рассказам команды, гавань выглядела гладкой, как
деревенский пруд. "Роса" взяла в Сан-Хуане тысячу шкур, которые были
предназначены нам, но из-за шторма остались на берегу. Это немало опечалило
нас, и не только оттого, что нас обошел "итальянец", но прежде всего потому,
что каждая сотня шкур приближала нас к тем сорока тысячам, собрав которые,
мы смогли бы распроститься с Калифорнией.
Здесь же, в Сан-Педро, к нам на судно нанялся новый матрос, англичанин
лет двадцати шести, оказавшийся хорошим моряком, да еще имевший приличный
голос. Кроме того, и это было для меня более существенно, он получил хорошее
образование. Назвался он Джорджем Маршем и рассказывал, что начал плавать
еще с детства на судах контрабандистов, промышлявших на побережье Германии и
обоих берегах Английского канала. Этим он объяснил свое знание французского
языка, которым владел не хуже, чем английским. Его "палубное" воспитание
явно не имело никакого отношения к той правильной английской речи, которую
он употреблял и которая уж никак не могла быть ему привита на
"контрабандисте". Писал он каллиграфическим почерком, изъяснялся изысканно,
в разговорах со мной он прибегал к книжным выражениям и даже приводил по
памяти целые отрывки из литературных произведений и, кроме того, обнаружил
поразительные знания английского судебного права и парламентских правил. И
при всем этом он уверял, будто его воспитывали контрабандисты. Один матрос,
с которым я случайно разговорился и который когда-то плавал вместе с
Джорджем, рассказывал, что однажды слышал в бординг-хаузе, где они вместе
остановились, что тот обучался в колледже (скорее всего, в морском, так как
он не знал ни латыни, ни греческого), отчего и знает математику и
французский язык. Он был совсем не такой человек, как Гаррис. Гаррис добился
всего вопреки обстоятельствам, благодаря своему уму и характеру, а Джордж,
по всей очевидности, происходил совершенно из других слоев общества и в
раннем возрасте получил соответствующее воспитание, но впоследствии, так
ничего и не добившись, превратился в бродягу. Впрочем, он и не отличался той
силой характера и цепкостью ума, как Гаррис; у него сохранились лишь
воспоминания о хорошем образовании, и в придачу - понятие о чести и
отзывчивость, которые не смогли сломить годы собачьей жизни. После того как
он пробыл некоторое время у нас на судне, мы узнали от него самого историю
его приключений за последние два года, что впоследствии подтвердилось, и у
нас уже не оставалось сомнений относительно правдивости этого человека.
Если я не ошибаюсь, в 1833 году он вышел из Нью-Йорка в Кантон на бриге
"Лэскар". В Ост-Индии это судно было продано, и он нанялся в Маниле на
небольшую шхуну, занимавшуюся торговлей между островами. Однажды эта шхуна
наскочила на риф, команда подверглась нападению аборигенов, и после
отчаянной схватки в живых остались лишь капитан, сам Джордж и юнга. Им
пришлось сдаться, их связали и отвезли в пироге на ближайший остров. Через