"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

Вальпараисо, Кальяо и на Сандвичевых островах и только недавно возвратился в
калифорнийские воды. К нам подошла его шлюпка с капитаном Вильсоном, и через
полчаса по судну распространилась новость о том, что началась война между
Соединенными Штатами и Францией. В кубрике поползли самые нелепые слухи.
Будто уже произошли сражения, а в Тихом океане появился большой французский
флот и прочее и прочее. Один из матросов с "Аякучо" утверждал, что, когда
они снимались из Кальяо, стоявшие там французский и американский фрегаты
должны были выйти в море и сразиться между собой, а британский фрегат
"Блонд" собирался выступить в качестве третейского судьи, дабы следить за
соблюдением всех правил поединка. Для нас это были важные новости. Мы
оказались у незащищенного берега, где нет ни единого американского военного
корабля на несколько тысяч миль. А ведь нам предстояло обратное плавание
через два океана! При таких обстоятельствах скорее попадешь во французскую
тюрьму, а не домой, в наш добрый Бостон. Но мы достаточно крепко
"просолились" за это время чтобы верить всем басням, которые пересказывают в
кубрике, и поэтому ждали, что скажет начальство. От клерка я узнал суть
дела, оно сводилось к разногласиям между правительствами касательно выплаты
долгов. Угроза войны действительно возникла и уже велись приготовления к
ней, но военные действия не были объявлены, хотя и ожидалось, что это вскоре
произойдет. Все выглядело не так уж мрачно, однако поводы для беспокойства
были. Впрочем, нас мало тревожили подобные дела. "Будь, что будет!" - вот
девиз Джека-матроса. И навряд ли французская тюрьма много хуже каторжной
канители со шкурами. Тот, кто не побывал в бесконечно долгом плавании,
"взаперти" на одном и том же судне, не может постичь, какое действие
оказывает на весь образ мыслей монотонная рутина будней. Поэтому
предвкушение новых событий, подобно оазису в пустыне, рождает в душе чувство
восторга, словно приводит саму жизнь в движение, чем доставляет неизмеримое
удовольствие, недоступное для постороннего. Уже много месяцев в нашем
кубрике не было такого веселья. Матросы пришли в неописуемое возбуждение,
всех охватило смутное ожидание иных деяний и новых свершений, отчего
повседневная судовая жизнь с ее рутиной представлялась нам уже чем-то
совершенно ничтожным. Перед нами словно забил новый источник - неисчерпаемая
тема для всяческих разговоров, предмет всевозможных дискуссий. В груди у нас
зашевелилось чувство национальной гордости, на нашего единственного француза
градом посыпались шуточки, и он живо превратился у нас в "старую клячу",
"пойло" и прочее.
В течение двух месяцев мы оставались в совершенном неведении
относительно этой войны, пока пришедшее с Сандвичевых островов судно не
привезло известия о мирном исходе.
Вторым кораблем, стоявшим в Санта-Барбаре, была бригантина "Эвон",
также с Сандвичевых островов. Она выделялась своей элегантностью, и
ежедневно с восходом и заходом солнца на ней палила пушка при подъеме и
спуске флага. У них был оркестр в составе четырех-пяти инструментов, и
вообще это судно больше походило на прогулочную яхту, чем на обычного
"купца". Тем не менее наравне с "Лориоттой", "Клементиной", "Боливаром",
"Конвоем" и прочими мелкими посудинами, принадлежавшими обосновавшимся в
Оаху американцам, она поддерживала оживленную торговлю (в том числе
контрабандную) мехом выдры, шелками, чаем и прочим и, конечно же, перевозила
шкуры и жир.
На другой день после нашего прибытия из-за мыса появился неизвестный