"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

- Уж я-то повидал таких; будь моя воля, и на шаг не подпускал бы их к
палубе. Известное дело, коли им что не по вкусу, непременно подстроят
какую-нибудь дьявольскую шутку.
Поскольку я еще сомневался, кок заявил, что лучше всех такое дело
разрешит Джон, как самый старый из всей команды. Джон и вправду был самым
старым среди нас, но зато и самым невежественным. Я все-таки согласился
позвать Джона. Кок изложил ему дело, и тот, конечно же, встал на его сторону
и заявил, что сам был на одном судне, которому пришлось две недели идти
против встречного ветра, пока капитан не догадался, что матрос, которого он
незадолго перед тем обругал, был финн. Тогда капитан сказал этому матросу,
что, если он сейчас же не остановит противный ветер, его посадят в форпик и
не дадут ни крошки. Финн не уступал, и капитан велел запереть его и не
кормить. Тот держался еще полтора дня, но потом уж не вытерпел и сделал
какую-то штуку, так что ветер совершенно переменился. После этого его
выпустили.
- Ну, что ты на это скажешь? - спросил кок.
Я отвечал, что нисколько не сомневаюсь в правдивости всей истории, но
было бы довольно странно, если бы за пятнадцать суток ветер не изменился
сам, как бы там у них ни получилось с этим финном.
- Ладно, иди отсюда. Думаешь, раз учился в колледже, то умнее всех, -
проворчал кок, - и знаешь лучше людей, которые видели это собственными
глазами? Вот походи в море с мое, тогда поймешь, что к чему.

Глава VII
ХУАН-ФЕРНАНДЕС

Мы продолжали идти вперед, пользуясь попутным ветром и прекрасной
погодой, и во
вторник, 25 ноября, прямо по носу открылся остров Хуан-Фернандес,
выплывавший из моря подобно темно-голубому облаку. В этот момент мы
находились милях в семидесяти от него, и вследствие его большой высоты и
голубого цвета я подумал, что над островом висит облако, но постепенно оно
приобретало более темный и зеленоватый оттенок, и уже можно было различить
неровности его поверхности. Наконец стали заметны деревья и скалы, а к
полудню этот прекрасный остров лежал прямо перед нами. Мы взяли курс на его
единственную гавань и вошли в нее после захода солнца, встретив выходивший в
море корабль, оказавшийся чилийским военным бригом. Нас окликнули, и
какой-то офицер, которого мы приняли за американца, посоветовал стать на
якорь до наступления ночи и сообщил, что они идут в Вальпараисо. Мы сразу же
направились к якорному месту, но по причине ветра, налетевшего на нас из-за
гор порывами от разных румбов, смогли отдать якорь лишь незадолго до
полуночи. При заходе в гавань нас все время буксировала судовая шлюпка, а
матросы, оставшиеся на судне, непрестанно брасопили реи, дабы не прозевать
ни малейшей перемены ветра. Наконец впервые после выхода из Бостона, то есть
через сто три дня, около ноля часов наш якорь коснулся грунта на глубине
сорока саженей. Нас разделили на три вахты, и так мы провели остаток ночи.
Около трех часов утра меня вызвали на вахту, и я никогда не забуду
возникшего во мне странного чувства при виде окружавшей нас земли и ощущения
ночного бриза, доносившего с берега голоса лягушек и сверчков. Горы,
казалось, нависали у нас над головой, а через равные промежутки времени из