"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

устраивается аукцион, на котором команда приобретает вещи, а их стоимость
вычитается при окончательном расчете. Таким образом можно избежать всех
неприятностей и забот, связанных с их хранением, и, кроме того, одежда
продается обычно дороже ее стоимости на берегу. Поэтому едва бриг снова лег
на фордевинд, как сундучок Джорджа вынесли на бак, и началась распродажа. На
свет извлекли куртки и штаны, которые мы еще совсем недавно видели на нем, и
назначили им цену, хотя жизнь покинула владельца считанные минуты назад.
Сундучок отнесли на ют и определили под ларь, так что из принадлежавшего
Джорджу не осталось ничего. Впрочем, моряки неохотно надевают вещи покойного
в том же рейсе без крайней необходимости.
Как всегда в таких случаях, смерть Джорджа вызвала разные толки. Один
слышал, как он жалел, что так и не научился плавать, и говорил, что ему
суждено утонуть. Другой утверждал, будто всякий рейс, если идешь против
своего желания, непременно кончится плохо, а покойный, подписав контракт,
истратил весь задаток и, хотя очень не хотел отправляться на "Пилигриме",
был вынужден к тому, оказавшись на мели. Его приятель сообщил, что как раз
накануне Джордж рассказывал ему о своем семействе и матери, чего с ним
раньше никогда не бывало.
На следующий вечер, придя на камбуз за огнем, я застал кока в
разговорчивом настроении, поэтому присел на запасной рангоут и дал ему
возможность поболтать. Мне это было тем более интересно, что нашего негра
буквально распирало от всяческих суеверий, столь широко распространенных
среди моряков. Он поведал мне, что Джордж вспоминал про своих приятелей, а
ведь мало кто умирает, не получив предупреждения. Это твердо доказано самим
необычным поведением людей перед смертью. Потом он перескочил на другие
поверья, про "Летучего Голландца" и прочее, и все это с таинственным видом,
словно что-то не договаривая. В конце концов он высунул голову наружу и,
удостоверившись, что поблизости никого нет, спросил меня шепотом:
- Слушай, ты не знаешь, кто таков наш плотник?
- Знаю, он немец.
- А какой немец?
- Из Бремена.
- А ты не путаешь?
Я уверил его, что плотник не понимает другого языка, кроме немецкого и
английского.
- Тогда дело лучше, - отвечал кок, - а то я ужас как боялся, не финн ли
он. И скажу тебе, все время ужас как угождал ему.
Я спросил о причине этого, и тут выяснилось, что все финны колдуны и
имеют особую власть над ветрами и штормами. Я пытался возражать, но доводы
его оказались куда сильнее (он знал по собственному опыту), и его не удалось
сдвинуть с места. Он ходил на одном судне на Сандвичевы острова[11], и у них
был парусный мастер-финн, который мог делать все, что ему вздумается. Этот
человек не расставался с портерной бутылкой, всегда до половины заполненной
ромом. Напивался он почти каждый день и мог часами сидеть перед стоявшей на
столе посудиной и разговаривать с ней. В конце концов он перерезал себе
горло, и все согласились, что в нем сидел бес.
Нашему коку рассказывали о таких случаях, когда за кормой корабля,
лавировавшего в Финском заливе против ветра, бывало, появлялось другое судно
и перегоняло его, и шло оно чисто в фордевинд под всеми лиселями, и
оказывалось, что это судно из Финляндии.