"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

праздника. Единственным отличием от будней оказался пудинг с изюмом, но
команда повздорила со стюардом, потому что тот не подал к пудингу обычной
порции черной патоки, решив заменить ее изюмом. В том, что касается наших
законных прав, нас нельзя было так легко обвести вокруг пальца.
Подобные пустяки обычно порождают ссоры на судне. Дело в том, что мы
уже слишком долго находились в море и надоели друг другу, а поэтому
пребывали в постоянном раздражении, как проживающие на баке, так и на юте.
Свежие припасы у нас, естественно, кончились, и к тому же капитан велел
прекратить выдачу риса, так что нам оставалась одна солонина, и только по
воскресеньям мы получали крошечную порцию пудинга. Всякие мелочи,
случающиеся ежедневно и почти ежечасно, которые невозможно понять или даже
представить человеку, не побывавшему в долгом и тяжелом плавании, -
перебранки, слухи, обсуждение всего, что было сказано в каюте, искажение
слов и мнений, обычная ругань - все это привело нас в такое состояние, что
мы везде и во всем видели одни только несправедливости и беспорядки. Всякий
раз, когда нас заставляли работать в установленное для отдыха время,
казалось, что это придумано нарочно, и лисели ставят единственно из желания
"затемнить" команду[14].
Тем временем мой товарищ Стимсон и я решились просить у капитана
разрешения переселиться с кормы в баковый кубрик. К нашему восторгу,
разрешение было получено, и мы сразу же перебрались спать и есть к жившей
там команде. Ибо матрос, живущий на корме, каким бы хорошим моряком он ни
был, считается "ютовым", "судовым пасынком". Теперь-то мы почувствовали себя
настоящими матросами, ибо до сих пор все время находились под присмотром
помощников капитана и не могли петь и танцевать, курить, шуметь, "ворчать",
то есть выражать недовольство, и вообще развлекаться, как это принято среди
моряков. Кроме того, раньше с нами помещался стюард, а это вообще ни рыба ни
мясо, и команда не считала нас за своих. Перебравшись в кубрик, обретаешь
независимость, становишься истинным моряком. Там слышишь болтовню матросов,
узнаешь их повадки, особенности их мироощущения, манеру разговора и
поведения. В кубрике из долгих рассказов и споров можно почерпнуть множество
занятных и полезных сведений, относящихся к морскому делу, кораблям и чужим
странам. Никому не дано стать матросом или узнать матросов, если не пожить с
ними в одном кубрике - не заваливаться, как они, на койку, не выскакивать из
нее на палубу и не поесть со всеми из общего котла. Когда я пробыл там
неделю, ничто не заставило бы меня вернуться на старое место. И
впоследствии, в самую тяжелую погоду у Горна, когда я ютился в тесном и
мокром кубрике, мне даже не приходила в голову подобная мысль. Кроме того,
где еще, кроме кубрика, можно научиться шить и латать одежду, то есть
освоить ремесло, совершенно необходимое для всякого моряка. На подвахте
матрос немалую часть времени проводит за этим занятием, и обретенные в этом
деле навыки сослужили мне потом хорошую службу.
Возвратимся, однако, к настроению команды. Когда мы переселились в
кубрик, произошло недоразумение из-за наших хлебных порций - как нам
показалось, мы потеряли несколько фунтов. Это вызвало общее возмущение.
Капитан не снизошел до объяснений, и мы всей толпой отправились на ют под
предводительством шведа Джона, самого старшего и опытного из команды.
Воспоминание о последовавшей затем сцене и сейчас вызывает у меня улыбку.
Капитан расхаживал у наветренного борта, но, завидя нас, резко остановился,
окинув суровым взглядом, и завопил таким голосом, словно собирался