"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

христианской души, - изрек Билл Браун.
- Погоди, это еще не самое страшное, - успокоил его Джон.
Наша беседа была прервана появлением капитана. Мы столкнули шлюпку в
воду и приготовились. Капитан, уже бывавший в этих местах и знавший, "что к
чему", взял рулевое весло, и мы отошли от берега приблизительно так же, как
и шлюпка с "Аякучо". Мне, как самому младшему, выпало удовольствие
удерживать шлюпку за нос и насквозь промокнуть. Несмотря на большую волну,
все обошлось благополучно, хотя шлюпку швыряло то вверх, то вниз, словно
щепку. Через минуту мы были уже на мерной зыби и гребли на огонь, вывешенный
на гафеле нашего судна.
Подойдя к борту брига, мы подняли все шлюпки и, нырнув в кубрик, первым
делом переменили вымокшую одежду, после чего занялись ужином. Потом матросы
зажгли свои трубки (а у кого были, то и сигары) и потребовали рассказать обо
всем увиденном на берегу. При этом высказывались всяческие догадки
относительно местных жителей, продолжительности рейса, погрузки шкур и еще о
множестве вещей, пока не пробило восемь склянок, когда команду созвали на
палубе, чтобы установить "якорную вахту". Нам полагалось стоять по двое, а
так как ночи были долгие, каждая смена продолжалась два часа. Второй
помощник должен был находиться на палубе до восьми, а с первыми лучами
солнца команду уже поднимали. Прежде всего вахте вменялось в обязанность
смотреть в оба и не прозевать, когда задует с зюйд-оста, а тогда сразу же
поднимать старшего помощника. Каждые полчаса нужно было бить склянки, как в
море. Вместе со мной от двенадцати до двух вахту стоял швед Джон; он ходил
по левому борту, я по правому. С рассветом, сразу после подъема, последовала
обычная процедура скатывания палубы, а к восьми нам уже раздали завтрак.
Днем посланная на "Аякучо" шлюпка привезла четверть говяжьей туши, которая
оказалась нам весьма кстати. Мы немало этому радовались, а старший помощник
объявил, что на побережье у нас всегда будет свежее мясо, так как здесь оно
дешевле солонины. Во время обеда раздался крик кока: "Парус!" - и, выбежав
на палубу, мы увидели два судна, огибавших мыс. Одно из них было с
корабельным вооружением и шло под брамселями, второе - бригантиной. Они
обстенили марсели и спустили каждый по шлюпке, которые направились к нам.
Флаг на корабле озадачил нас - оказалось, что это был "генуэзец", который
ходит вдоль побережья с генеральным грузом. Он снова взял ветер и направился
в море, так как шел в Сан-Франциско. На бригантине команда состояла из
канаков с Сандвичевых островов, и один из них, говоривший немного
по-английски, рассказал, что это "Лориотта" из Оаху под командой капитана
Ная и они тоже возят шкуры и сало. На такой посудине, напоминающей обрубок,
которую матросы прозвали ящиком из-под масла, как, впрочем, и на "Аякучо" и
всех других, занятых в калифорнийской торговле, помощниками служат англичане
и американцы. Из них же нанимают двух-трех надежных и опытных матросов для
работы с такелажем и для прочих морских дел. Остальная команда - сплошь
островитяне, которые весьма расторопны и прекрасно управляются со шлюпками.
Все три капитана после обеда съехали на берег и вернулись только к
ночи. Обычно, когда судно стоит в порту, всеми делами на борту занимается
старший помощник. Капитану, если он не является одновременно и суперкарго,
делать особенно нечего, и он проводит большую часть времени на берегу. Имея
добродушного и не очень строгого помощника, мы радовались этому
обстоятельству, однако в конце концов все обернулось к худшему. Дело в том,
что, если капитан человек суровый и энергичный, а старший помощник не