"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

Стимсоном, оставалось лишь три полноценных матроса, да еще юнга двенадцати
лет. С таким малочисленным и недовольным экипажем нам предстояло
перебиваться от вахты до вахты в течение двух лет тяжелейшей службы. Тем не
менее среди нас не было никого, кто бы не радовался за Фостера, потому что,
несмотря на всю его никчемность, никто не желал, чтобы он продолжал влачить
столь жалкое существование. Поэтому, возвратившись в Сан-Диего через два
месяца, мы, к общему удовольствию, узнали, что его сразу же взяли на
"Лагоду", и он отправился на ней домой с жалованьем полноправного члена
команды.
После нудного пятидневного перехода в среду 1 апреля мы пришли,
наконец, на нашу старую якорную стоянку в Сан-Педро. Бухта была столь же
пустынна и имела такой же мрачный вид, как и прежде, являя собой полную
противоположность уютному и безопасному Сан-Диего с его кипучей
деятельностью и четырьмя судами, которые так скрашивали пейзаж. Через
несколько дней начали мало-помалу подвозить шкуры, и мы принялись за прежнее
занятие - вкатывать на холм товары, сбрасывать вниз шкуры и выгребать на
шлюпке свою ежедневную длинную лигу до берега и обратно. Пока мы стояли
здесь, не произошло ничего примечательного, кроме попытки починить маленький
мексиканский бриг, выброшенный зюйд-остом на берег и лежавший высоко и сухо
за одним каменистым рифом и двумя песчаными отмелями. Наш плотник осмотрел
суденышко и объявил, что его можно отремонтировать. Через несколько дней из
Пуэбло приехали владельцы и, дождавшись высокого прилива, с помощью наших
канатов, верпов и всей команды после нескольких попыток стащили бриг на
воду. Трое матросов, жившие в доме на берегу, возвратились на свое судно и
были весьма рады предоставившейся возможности убраться с побережья.
У нас на судне все шло по давно заведенному порядку. Возмущение,
вызванное экзекуцией, прошло, однако впечатление, произведенное ею на
команду и особенно на самих жертв, оставалось. Весьма примечательно, как
по-разному они вели себя. Джон был иностранцем и к тому же очень вспыльчив,
поэтому, несмотря на чувство подавленности, которое испытывал бы всякий на
его месте после такого унижения, в нем возобладало озлобление. Он часто
говорил, что добьется справедливости, как только попадет в Бостон. Совсем
иначе вел себя Сэм. Он был американцем, получил кое-какое образование, и
казалось, что происшедшее с ним подавило его волю. Раньше он любил пошутить
и нередко развлекал нас забавными историями про негров (Сэм был из какого-то
рабовладельческого штата). Но теперь он почти перестал улыбаться, и
казалось, сама жизнь ушла из него. Единственное его желание заключалось в
том, чтобы скорее пришел конец нашему плаванию. Я часто слышал, как,
оставшись один, он тяжело вздыхает. Сэм не проявлял особого интереса даже к
планам Джона восстановить справедливость и свершить возмездие.
После двухнедельной стоянки, когда нам пришлось однажды спешно уходить
от шторма с зюйд-оста и провести в море двое суток, мы снялись на
Санта-Барбару. Стояла уже середина апреля, и сезон зюйд-остов почти миновал.
На побережье установились легкие северные ветры, дувшие во второй половине
дня. Мы медленно шли против этих ветров до Санта-Барбары и покрыли
расстояние в девяносто миль за трое суток. По приходе мы застали в гавани
стоящее на якоре большое судно из Генуи, которое видели на этом месте в
первый день нашего появления на побережье. Оно ходило в Сан-Франциско или,
как здесь это называется, "выбралось на ветер", и на обратном рейсе, следуя
"вниз", побывало в Монтерее, а теперь собиралось продолжать путь до