"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Говорит Москва (рассказ)" - читать интересную книгу автора

деловито и солидно в колбасном отделе, равнодушно и надменно во фруктовом,
кокетливо и услужливо в кондитерском, бестолково и суматошно в бакалее. В
винном отделе, до которого, наконец, я добрался, они были снисходительны и
чуточку фамильярны. Я стоял и разглядывал вертушку с бутылками, конусом
возвышающуюся возле колонны. Здесь хранились эмоции. Разлитые по бутылкам,
прихлопнутые сверху сургучем, они были снабжены случайными этикетками:
"Коньяк", "Столичная", "Гурджаани"; а на самом деле туда загнали
меланхолию, веселье, необузданный гнев, трогательную доверчивость,
обидчивость и отвагу. Эмоции ждали своей поры. Они должны были выйти на
свет из своих стеклянных тюрем, услышать глупые напутственные тосты и
взыграть в руках, сдергивающих скатерти, в нечаянно целующих губах, в
легких, набирающих побольше воздуха, чтобы достойно исполнить
"Подмосковные вечера". "Время работает на нас, - думали они, разноцветно
поблескивая в свете электричества, - наше дело правое, будет и на нашей
улице праздник..."
Я купил бутылку коньяку (грузинского, на лучший у меня не хватило), лимон
и вышел из магазина.
Чупров оказался дома.
- А, это ты, старик, - мрачно сказал он: - Заходи...
Просторная и светлая комната была невероятно захламлена. На полу валялся
раскрытый этюдник, на столе, под столом, на подоконнике лежали рулоны
бумага. Сам хозяин, одетый, ворочался на постели, пристраивая ноги на
спинку кровати.
- Что с тобой? - спросил я.
- Сволочи, - ответил он. - Работал, работал, а все псу под хвост.
- А что ты работал?
- Известно что - плакаты. Чупров писал левые картины и был известен в
либеральных кругах как новатор. Но продавать полотна, отмеченные
тлетворным влиянием Запада, было некому, с иностранцами он связываться
боялся, а жрать надо было. Поэтому он делал плакаты: девушек с
просветленными лицами на фоне кремлевских стен, шахтеров в полной
подземной амуниции, шагающих уверенной поступью к светлому будущему,
молодых инженеров в комбинезонах с кронциркулем в нагрудном кармане и с
"Историей КПСС" подмышкой. Платили ему здорово, хотя и нерегулярно.
- Что, не приняли работу? - спросил я. - У тебя что же, договора не было?
- В том-то и штука, что не было. Я думал, им выбирать будет не из чего,
ну, и решил рискнуть ради такого случая. Лево сделал, в своей, свободной
манере. Соображаешь? Приношу, а там...
- Погоди, ради какого случая?
- Ты что, с луны свалился? Ради Дня открытых убийств. Без плакатов,
небось, не обойдутся. Да ты слушай, не перебивай. Приношу, значит, я, а
шеф - он же рутинер, академик, ермолки только не хватает. "Вы, говорит,
Чупров, не по адресу обратились; такая, говорит, продукция для "Лай-фа",
может быть, и подходит, а для нас не годится". И пошел, и пошел: "событие
в жизни страны... партия нас ориентирует... большие идеи требуют четкого
воплощения... чтоб вдохновляло... чтоб звало... вот, смотрите..." И
показывает мне плакат Артемьева и Кравца. Ну, поверишь, старик, смотреть
не на что! Это я говорю не потому, что мой плакат отвергли, а их приняли,
ты же знаешь, как я отношусь к этой работе. Это для меня кормушка, не
больше. Но ведь совесть-то надо иметь! Если делаешь, так делай