"Дмитрий Данилов. Гвардеец (Оболганная эпоха)" - читать интересную книгу автора

Фалалеев сверился с записями и наморщил нос. Судя по его недовольной
роже, я был прав, с этим не поспоришь. Но деньги Огольцова отрабатывать
надо.
- Запиши в протокол, что подозреваемый во всем запирался как замерзлый
злодей. Приступаем к розыску.
Палач лязгнул огромными клещами. До меня дошло, что под 'розыском'
понимается не что иное, как пытка. Сердце бешено заколотилось, по хребту
прокатились капли холодного пота. Вот он - момент истины.
Писец удивлено посмотрел на чиновника и растерянно пробормотал:
- К розыску, Петр Васильевич? Так на то ведь дозволение Андрея
Ивановича быть должно... Как без него-то...
- С Андреем Ивановичем я завсегда договорюсь, - спокойно произнес
чиновник. - Давай-ка, Архип, на дыбу подвесь энтого. Пущай на себя пеняет.
Виска, она правду покажет.
Надеюсь, услышав эти слова, я не побледнел как мел.
Меня подтолкнули к дыбе, завернули руки за спину. Палач накинул на них
петлю, другой конец перекинул через крюк в потолке и резко потянул. Ноги
оторвались от земли. В плечах что-то хрустнуло, от напряжения глаза едва не
полезли из орбит, я ощутил страшную боль в выворачивающихся суставах и дико
заорал. Так плохо мне еще никогда не было.

Глава 7

Я вопил как оглашенный, хрипло хватал ртом воздух. Сил хватало только
на то, чтобы не выдать себя с потрохами, не взять чужую вину, не навести
поклеп. Ребра трещали, руки не ощущались, мышцы не справлялись с нагрузкой,
тело пронизывала острая боль.
Ой, мама, не могу... не могу больше. Как больно! Скорей бы все
закончилось... Гады, сволочи! Чтоб вас! И почему я?! Почему со мной?! Что же
я такого сделал?! За что наказание?!
- Аааа! - сердце едва не выпрыгнуло из груди.
- Не говорил ли ты слов хулительных, сим заставив Звонарского руку на
тебя поднять? - вопрошал раскрасневшийся Фалалеев. - Не поносил ли высокую
монаршую особу? Неспроста же Звонарский противу тебя шпагу обнажил.
- Ничего такого я не говорил.
- Врешь, мерзавец.
- Отпустите. Нет на мне вины. Я лишь защищал свою жизнь... Больно
мне... Что же вы делаете?!
Фалалееву очень хотелось превратить дело из уголовного в политическое.
И что тогда? Смерть, вырывание ноздрей, каторга, Сибирь? Может, взвалить на
себя все, признаться даже в том, что не делал, лишь бы избавиться от муки.
Нет, я должен бороться, чего бы это ни стоило. Старайтесь, старайтесь,
скоты. Издевайтесь. Отольются кошке мышкины слезки. Ой...больно, больно как!
Меня же инвалидом сделают. Козлы!
Я отчаянно матерился, но ругательства лишь распаляли мучителей,
наслышавшихся в этих стенах такого, что мне и не снилось. Вряд ли их удивили
мои трехэтажные конструкции.
- Винись, а то огнем жечь буду! - рыкнул Фалалеев.
Я замычал как корова. На что-то другое при всем желании уже не
способен. Вымотали, скотобазы!