"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу автораматери, потёрлась носом о щёку, как делала это всегда, когда была
счастлива. - Ты меня слушаешь? Мама, ты здорова? Почему у тебя такое лицо? Тут девочка увидела фотокарточку, схватила её и стала разглядывать. - Погоди, погоди... Мамочка, да ведь это ты! И какая тощая! Ругаешь меня, что кожа да кости, а сама-то была! Эта девчонка - моя мама? - Не родилась же я готовой мамой! - А рядом кто такой? Погоди... - Лира быстрым взглядом стрельнула на мать, потом опять на карточку, шёпотом спросила: - Мама, это Сергей Эргисович? Мать кивнула головой. - И вы с ним... дружили? Да? Мамочка, что с тобой! По лицу матери текли слёзы. Лира почувствовала, что и у неё глаза на мокром месте. - Мамочка! - Тише, доченька. Тише, родная моя. - Прижала девочку к себе. - Я и сама не знаю, с чего плачу. Ласточка ты моя... V. Судьба Тракт петляет по аласу: с увала на увал, с увала на увал. Наконец он с трудом взбирается на Волчью сопку. Вершина её голая, только одинокая лиственница стоит. Несведущий человек подивится: на ветвях старого дерева висят волос из конского хвоста. Это обычай такой, доброе человеческое "спасибо" одинокому дереву: за приют, за свежесть и тень в жаркий полдень. И за смелость. Она в нашем метельном краю дорого ценится, дереву на вершине сопки смелость нужна каждый день. Самые свирепые декабрьские ветры - все его. Мёрзлые ветки ломаются, будто горлом стон. И в грозу все молнии летят в него. И если один проезжий цветной ленточкой отблагодарит, то другой разожжёт меж корней костёр. Стоит дерево - старое, старше всех нас. Может, триста лет ему, может, пятьсот. Что ему выпало на долгом веку? И всё ещё зеленеет... Только ороговела широкая спина, да грубее и морщинистее кора, да всё больше рубцов по стволу и на корнях. Реже ветки в вышине, шишек меньше, а жёлтой хвои всё больше. Если ударить обухом топора по стволу, глухой надсадный гул пойдёт, густо хвоя посыплется. Старо дерево. Но стоит... Дети в семье кузнеца Левина были неживучие. Рождались что ни год, но в малолетстве и помирали. Всеволод, несмотря ни на что, выжил. Он и ещё двое: Ванятка и Катя - брат с сестричкой. Втроём росли - дружно, на воле. Изба их притулилась на краю села. Совсем ещё карапузами, одни рубашки без штанов, потихоньку от взрослых ходили "шишковать" в тайгу, что есть сил колотили палками по шершавым стволам. Село их недаром звалось Сосновкой - вкрапилось оно в самую таёжную глухомань, до железной дороги по прямой не меньше двухсот. Левин-отец, бородатый, цыганисто-чёрный, - то ли от природы, то ли от ремесла своего. Он был единственный на всю таёжную округу кузнец. Целый |
|
|