"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу автораего слов своя особая подоплёка. Считалось всегда, испокон веков, если
человек образованный, значит, он держится за богатых людей, за денежных - как же иначе! Зачем в таком случае и образование, если никто не оплатит его? Вот и про меня на селе, наверное, думали: ничего, прибьётся к знакомому берегу и этот грамотей, укатают сивку крутые горки. Позже я хорошо понял, откуда была такая ярость Кымова, когда он из-за Байбаса набросился. Видимо, показалось ему: всё, сдался учитель, не устоял! А сельские "почтенные" и вправду нажимали на меня изо всех сил. Прихожу как-то раз с уроков, вижу в руках у Сашки лепёшку, толстенно маслом намазанную. Моя бедняжка Ааныс с восторгом глядит, как малыш уплетает за обе щёки. Что такое, откуда у нас масло? "И тебя угощу", - говорит жена и достаёт миску доверху, прямо-таки в глаза ударило сиянием - жёлтое такое масло, от одного вида его по животу тепло пошло. "Старый Маппый прислал гостинца. Сашка ему наш очень нравится..." А Маппый в те времена был знаменитой в Арылахе личностью. Мироед из мироедов, настоящий эксплуататор. До революции наслежным князьком был. Услыхал я о таком подарке, и словно над ухом другой голос зазвенел, кымовский: "Коммунист ты или байский лизоблюд?" Отвернулся я от Сашки, чтобы не видеть лепёшку у него в руках, говорю жене: сейчас же возьмёшь эту миску и отнесёшь обратно. И чтобы никогда, ни в какие веки никаких гостинцев... Ааныс прямо-таки со слёзами: "Сева, - говорит, - ведь мы потом заплатим за масло. Когда деньги придут... Глянь только на ребёнка, на самого себя. . Сердце разрывается, на вас обоих глядя..." Но я ей железным голосом: "Сейчас же возьмёшь это байское масло и отнесёшь обратно". Оделась моя Аннушка, ни слова больше не говоря, взяла миску под полу и ушла. Вернулась так же молча, разделась, забралась под одеяло. Лежит неподвижно. Старик я, всё давно в моей жизни было, так ужасно давно, что теперь об этом и вслух можно... Лежит она, и я лежу. На душе скверно, мысли куролесят, как мартовский ветер. Вот какую я для своей любимой жизнь устроил, жене своей, сыну своему единственному! Мужчина, глава семейства... Да так ли, думаю, верно ли я живу? Лежу, терзаюсь и вдруг чувствую её руку у себя на шее. Обняла она меня, ткнулась лицом в грудь, шепчет, вся в слезах: "Прости меня, золотой мой, милый! Я ведь знаю, что нельзя, что это вред тебе. Прости меня, не сердись. Мы без их масла проживём". Вот каким оно бывает, любящее сердце-то. Драгоценный подарок во всей судьбе моей - Ааныс, короткая любовь моя... Ну да ладно... Левин потёр лоб, закашлявшись, виновато посмотрел на женщин. - Такой вот я рассказчик. Начал об одном... Хотел рассказать, как я надежды этих самых баев обманул. Проходит некоторое время, и заявляется ко мне сын старого Маппыя как ни в чём не бывало. Отменный такой лоботряс, помню даже, как звали его - Никулааскы... То-сё, разговоры всякие, а сам посматривает на нашу нищую юрту - стены её с углов морозным куржаком взялись. Как же так, говорит, в таких вы условиях живёте, маленького мальчика пожалеть бы надо. А у нас, говорит, в большом доме комната пустует, сухая и тёплая. Налоги, говорит, совсем заели, деньги нужны, |
|
|