"Джеральд Даррелл. Пикник и прочие безобразия" - читать интересную книгу автора

тонет, что каюты не захлестывает волнами и что капитану известно об аварии,
поскольку он сам в ней повинен. О чем Ларри предусмотрительно не стал
сообщать маме. Благоухающий казначей любезно вызвался проводить маму и Марго
в их каюту, а мы с братьями отправились искать бар, следуя его наставлениям.
Войдя в бар, мы остолбенели. Больше всего он напоминал обитую панелями
красного дерева комнату отдыха какого-нибудь скучного лондонского клуба.
Большие шоколадного цвета кожаные кресла и диваны теснились вокруг огромных
столов из мореного дуба. Тут и там над бронзовыми индийскими кадками
возвышались пыльные потрепанные пальмы. В центре этой унылой роскоши остался
свободный клочок паркета для танцев; к нему с одной стороны примыкала
небольшая стойка с ядовитым набором напитков, с другой - низкий помост,
обрамленный целым лесом пальм в кадках. На помосте жались, словно мошки в
янтаре, три унылых музыканта в сюртуках с целлулоидными манишками и с
кушаками, какие были в моде в девяностых годах прошлого века. Один играл на
древнем пианино и тубе, другой пилил с профессиональным видом скрипку,
третий истязал барабаны и тромбон. При нашем появлении это немыслимое трио
играло для пустого зала "Пикардийские розы".
- Ужасно, - сказал Ларри. - Это не пароход, а какое-то плавучее кафе
"Кадена" из Борнмута. Мы тут все свихнемся.
Заслышав его голос, музыканты перестали играть, руководитель трио
блеснул золотыми зубами в приветственной улыбке, поклонился нам, приглашая
своих коллег последовать его примеру, и они тоже расплылись в улыбке. Нам
оставалось только ответить коротким поклоном, после чего мы проследовали к
стойке. Теперь, когда появились слушатели, трио с еще большим рвением
принялось наяривать "Пикардийские розы".
- Будьте любезны, - обратился Ларри к бармену, морщинистому человечку в
грязном фартуке, - налейте мне в самый большой стакан, какой только есть,
анисовки, чтобы я мог отключиться.
Речь иностранца, не только свободно говорящего по-гречески, но и
достаточно богатого, чтобы заказать большой стакан анисовки, вызвала
счастливую улыбку на лице бармена.
- Амессос, кирие, - сказал он. - Вам с водой или со льдом?
- Немного льда, - ответил Ларри. - Ровно столько, сколько требуется,
чтобы побелить пойло.
- Извините, кирие, но у нас нет льда, - смущенно сообщил бармен.
Из груди Ларри вырвался глубокий горестный вздох.
- Только в Греции, - обратился он к нам по-английски, - возможен такой
диалог. От него так сильно отдает Льюисом Кэрролом, что этого бармена можно
принять за переодетого Чеширского Кота.
- Воды, кирие? - спросил бармен, уловив в голосе Ларри ноту не столько
одобрения, сколько порицания.
- Воды, - сказал Ларри по-гречески. - Самую малость.
Бармен налил в стакан изрядную порцию прозрачной анисовой водки из
толстой бутылки, затем подошел к маленькой раковине и добавил воды из крана.
Тотчас водка приобрела цвет разбавленного молока, и мы ощутили явственный
запах аниса.
- Ух ты, крепкая штука, - заметил Лесли. - Возьмем и мы по стаканчику?
Я согласился, и мы подняли три стакана для тоста.
- Ну что ж, выпьем за "Марию Целесту" и всех тех дурней, что плавают на
ней, - сказал Ларри, отпил добрый глоток... и тут же изверг его обратно,