"Альфонс Доде. Папский мул" - читать интересную книгу автора

бездействовали, в государственные тюрьмы ставили охлаждаться вино. Ни
голода, ни войны... Вот как авиньонские папы умело правили народом! Вот
почему народ так о них горевал!..
Особенно об одном славном старичке по имени Бонифаций[2]... Ох, сколько
слез было пролито в Авиньоне, когда он умер! Это был такой приветливый,
такой учтивый владыка! Он так ласково всем улыбался, сидя на своем муле! И
всех, кто проходил мимо, - все равно, будь то последний красильщик или сам
городской судья, - он так любезно благословлял! Настоящий папа из Ивето[3],
но из Ивето провансальского: хитреца в улыбке, пучок майорана на шапочке, и
никакой Жаннетон[4]!.. Единственной "Жаннетон" этого доброго пастыря был его
виноградник, небольшой виноградник, который он сам насадил в трех милях от
Авиньона среди шатонефских мирт.
Каждое воскресенье после вечерни достойный пастырь отправлялся
поухаживать за ним, и там наверху, на солнышке, около своего мула, среди
кардиналов, возлежавших между лоз, он откупоривал бутылку местного вина,
доброго вина, красного, как рубин, которое с тех пор прозвали папским
шатонефом, и пил его, смакуя каждый глоточек и с умилением глядя на
виноградник. Затем, когда в бутылке уже ничего не оставалось, а день
клонился к вечеру, он весело возвращался в город в сопровождении всего
своего капитула[5]. И когда он проезжал по Авиньонскому мосту под звуки
фарандолы, его мул, увлеченный музыкой, начинал приплясывать, как иноходец,
а сам папа, к великому негодованию кардиналов, помахивал в такт танцу своей
шапочкой. Зато весь народ говорил: "Ах, какой добрый у нас государь! Ах,
какой славный у нас папа!"
После шатонефского виноградника папа больше всего на свете любил своего
мула. Добряк просто души в нем не чаял. Каждый день перед отходом ко сну он
проверял, крепко ли заперта конюшня, вдоволь ли корма в яслях, и никогда не
вставал он из-за стола, не проследив сам за приготовлением по французскому
рецепту вина с изрядным количеством сахара и пряностей, большую чашу
которого он, несмотря на недовольство кардиналов, собственноручно относил
мулу...
Надо сказать, что мул того стоил. Это был прекрасный черный мул с
рыжими подпалинами, крепкий на ноги, гладкий до лоска, с полным и широким
крупом, с гордой и сухой головой, украшенной помпонами, бантами, серебряными
бубенцами, кисточками; притом кроток он был, как ангел, глядел бесхитростно
и непрестанно шевелил длинными ушами, что придавало ему добродушный вид. У
всего города он был в почете, и когда он проходил по улицам, авиньонцы не
знали, чем его уважить, ибо всякий понимал, что это лучший способ попасть в
милость и что, несмотря на свой простодушный вид, папский мул
облагодетельствовал немало людей - пример тому Тисте Веден и его чудесное
приключение.
Этот самый Тисте Веден был, в сущности, дерзкий мальчишка, которого
собственный отец, Ги Веден, золотых дел мастер, принужден был выгнать вон,
так как он бездельничал и развращал учеников. Полгода он околачивался по
всему Авиньону, но главным образом поблизости от папского дворца: этот плут
давно уже имел виды на папского мула, и вы сейчас убедитесь, что придумал он
очень хитрую штуку...
Однажды его святейшество прогуливался один со своим мулом по
крепостному валу; тут-то с ним и заговорил наш Тисте и сказал, сложив в
восторге руки: