"Гай Давенпорт. Пятьдесят семь видов Фудзиямы (Из сборника "Двенадцать рассказов")" - читать интересную книгу автора

этого маленького певца тебе на алтарь. Из Антологии. Так значит Аполлон, а
не Гераклит распоряжается этими трепливыми саранчуками, их углокрылыми
тетушками и трескучими дядюшками? А старикашка Посейдон с отложениями
солей в коленных суставах подпевает им с моря.


* * *

Итак, Сора, дабы стать достойным красоты этого мира, обрил голову свою
в день нашего ухода, облачился в черный халат странствующего священника и
взял себе в дорогу еще и третье имя - Сого, что означает Просветленный.
Когда он писал свое хайку Горе Куроками, то не просто описывал свое
посещение, но посвящал себя святости восприятия. Мы оставили храм внизу,
взобравшись выше по склону. Мы нашли водопад. Он - высотой сто футов и
плещет в заводь темнейшей зелени.
Урами-но-Таки называют его, Узри Изнутри, ибо, пробравшись между
валунами, можно зайти ему за спину. Я написал: Из немой пещеры увидел я
водопад - первое мое величественное зрелище лета. У меня был друг в
Куробана, Округ Насу. Чтобы добраться до тех мест, нужно много миль идти
по раздольному моховому болоту, следом за тропинкой. Мы не отрывали глаз
от деревеньки в отдалении, как от путевой вехи, но спустилась ночь,
забарабанил дождь, не успели мы до нее добрести. Заночевали мы в
крестьянской хижине по пути. На следующее утро увидели крестьянина с
лошадью, которую и попросили взаймы. Тропы на болотине, сказал он, - как
большая сеть. Скоро запутаетесь в перекрестках. А лошадь - лошадь дорогу
найдет. Пускай сама решает, какой тропинкой пойти.


* * *

Таковы были холмы, чьи элегические осени Айвз призывает к себе
бронзовым Брамсом как опору для Ли, привставшего в стеменах при переходе
через Линию Мэйсона-Диксона(7), а оркестр моравских корнетов - альта,
тенора и баритона, - ми-бемольного бас-геликона, барабанов - походного и
малого, - вышагивает во всплесках кекуока Дикси. Повстанцы танцевали
целыми колоннами и громко орали ура! Таковы вековечные холмы, что выстояли
от зари веков до краснокожих, до француза-охотника, до сапога кальвиниста,
до молвы, летевшей от фермы к деревне, что, мол, полковые оркестры
наяривали вальсы с польками под дулами Геттисберга(8), когда канонада была
в самом разгаре. Мы прошагали по этим холмам, поскольку любили их, любили
друг друга, поскольку в них могли бы услыхать то созвучие опасности и
замысла, каким слышал его Айвз, а видел Сезанн, moire(9) звука в студии
Западного Реддинга, где йельская бейсболка сидела на макушке бюста
Вагнера, moire света в каменоломнях и соснах Бибема. Собиранием какой
именно тональности вещей заняться б нам среди этих холмов? С каждым нашим
шагом мы оставляем один мир и вступаем в другой.


* * *