"Эйв Дэвидсон. Истоки Нила (Авт.сб. "Феникс и зеркало")" - читать интересную книгу автора

штука, которая обладает большей ценностью для этих людей с Мэдисон,
Лексингтон и Парк авеню, если бы они только..."
- Позвольте угостить вас выпивкой, - со смирением в голосе сказал
Розен. На улице стояла жара, и он понадеялся, что в баре будет прохладно.
- Бушмилл [сорт виски] с содовой и льдом, - сказал старый Питер
Мартенс.
В баре _было_ прохладно. Боб уже перестал прислушиваться к монологу
своего спутника насчет вещей, лежавших у него в стареньком портфельчике
(что-то по поводу выявления течений в моде заранее), и заговорил о
собственных заботах. Со временем старик, чей опыт по части отсутствия
интереса к его речам превышал норму, начал прислушиваться к _нему_.
- Это случилось, когда все читали "Аку-Аку", - сказал Боб. - Ну я и
подумал, что моя наверняка пойдет прекрасно, ведь она про Рапа Нуи, Остров
Пасхи, и про корабли перуанских охотников за невольниками, и намеки на
великие предания прошлого, и все такое.
- И?
- И не вышло. Издатель, то есть _тот_ единственный из всех издателей,
который проявил хоть какой-то интерес, сказал, что ему нравится, как
написано, но публика покупать эту книгу не станет. Он посоветовал мне
внимательно изучить другие книги в мягких обложках на прилавках. Взгляни,
каковы они, ступай и действуй аналогично. Я так и сделал. Ну, вам они
знакомы. На четных страницах с героини сдирают бюстгальтер, а она кричит:
"Да! Да! Скорей! Ах!"
Он не заметил ни одного жеста, однако время от времени появлялась рука,
ставившая перед ними новые стаканы. Старый Мартенс спросил: "Она кричит
"радостно" или "восторженно"?"
- И радостно, и восторженно. В чем дело, вы что, думаете, она фригидна?
Мартенс сказал: "Упаси Боже". Крупная блондинка, сидевшая за столиком
неподалеку, мрачно сказала: "Знаешь, Хэролд, мне повезло, что Милосердный
Бог не послал мне детей, иначе я извела бы на них всю свою жизнь, так же
как я извела ее на своих противных приемных детей". Мартенс спросил, что
происходило на нечетных детях.
- Я имею в виду страницах, - спустя мгновение поправился он.
У Боба Розена онемела правая половина лица. По левой половине забегали
мурашки. Он оборвал песенку, которую тихонько мурлыкал и сказал: "О, это
уравнение неизменно. На нечетных страницах герой либо пускает кровь
какому-нибудь ублюдку, дав ему по башке пушкой, либо лягает его в пах, а
_потом_ его вырубает, либо (без рубашки, и вам не дозволено упоминать, что
случилось с брюками, хотя это гораздо важнее; вероятно, они растаяли или
вроде того) занимается тем, что, сняв рубашку, вздымает свое стройное
мускулистое тело над какой-нибудь бабенкой, не над героиней, потому что
это не ее страницы, а над какой-нибудь особой женского пола, на тазовых
костях которой он вычитал загадочные тайны..." Он немного помолчал,
печально размышляя.
- Так почему же она тогда не пошла? - спросил старик. - Позволь сказать
тебе, мой мальчик, я видел, как менялись вкусы публики, перескакивая с
"Девушки из Лимберлоста" (настолько непорочной, что даже монахини могли ее
читать) на штуки, от которых побледнеет и портовый грузчик, и это
побуждает меня спросить: как же книга, которую вы описываете могла не
иметь успеха?