"Эйв Дэвидсон. Возьмем, "к примеру", деревянных индейцев (Авт.сб. "Феникс и зеркало")" - читать интересную книгу автора

отправлюсь в 1880 год, он мне все написал. Это вроде схемы. Нужно идти то
вперед, то назад, то вверх, то вниз и через некоторое время...
- Через некоторое время оказываешься в 1880 году?
- Именно так.
На лице Уолтера возникло своеобразное выражение. "Я предполагал, ты
попытаешься утаить от меня то, что я уже и сам сообразил", - сказал он, и
преувеличенная тягучесть его южного выговора достигла предела. Он впервые
говорил так с Доном, хотя тому чрезвычайно часто доводилось слышать, как
подобный выговор звучал в разговорах с Мэри и детьми: "Карта, все те
улики, которые ты по глупости оставлял в карманах, и уж самая большая
глупость: ты вырезал свою корявую подпись на каждом из многих дюжин старых
деревянных индейцев. Думаешь, я не в состоянии сообразить, что к чему?"
- Но то было на Канальной улице в 1880 году, а это теперь, - сказал
Дон, старательно выражая голосом уныние. - Мне казалось, опасности нет.
Уолтер посмотрел на него. Уолтер, который за всю жизнь не заработал
честно ни одного доллара и не потрудился хотя бы сделать вид, будто кормит
жену, с тех пор как стали продаваться работы Дона, этот самый Уолтер
спросил: "Ну хорошо, а почему 1880 год... и почему деревянные индейцы?"
Дон объяснил, что там он чувствовал себя в своей тарелке, что воздух
там чище, еда вкусней, а русские представляют собой угрозу лишь для
русских, что... вожди! Какое подлинное искреннее удовольствие, какая
гордость рождались в нем, когда он вырезал эти фигуры.
Их _использовали_! В отличие от дурацких современных штуковин, которые
он производил в настоящем, вся ценность которых зиждется лишь на том, что
торгашам вроде Эдгара Фелда удается обмануть критиков и публику, и те
верят в их достоинства.
Вряд ли Уолт что-либо расслышал.
- А сколько же денег ты можешь заработать, делая деревянных индейцев?
- По современным меркам не очень много. Но, понимаешь, Уолт, я
вкладываю деньги.
Это и служило приманкой в расставленной им ловушке, и Уолт попался на
нее, его зацепило: "Рынок! Будь оно все проклято, ну _конечно_ же!
Перспектива возникновения (впервые за всю его поганую карьеру) абсолютно
верного дела, решительного шага, который непременно окажется метким
броском, возможность перенестись туда, где ему будет известно наверняка,
что произойдет дальше", - Уолтеру чуть не перехватило дыхание.
- Магнатом, - задыхаясь, проговорил он. - Ты мог бы стать магнатом, а
тебя хватило лишь...
Дон сказал, что не хочет быть магнатом. Хочет просто вырезать
деревянных...
- Да что там, я мог бы превратить нас в нечто получше магнатов! В
королей! Императоров! Один самолет... - Он притих, когда Дон растолковал
ему, что с помощью уравнения Элвелла можно переместить только человека
вместе с одеждой и поклажей. "Люгеры, - забормотал он. -
Пистолеты-пулеметы. Если я стану миллионером, мне понадобятся
телохранители. Гульд, Фиск, Морган - пусть глядят в оба, вот так-то".
Постепенно его взгляд снова сфокусировался на лице Дона. "И карту
понесу я", - сказал он.
Он протянул руку. Неторопливо, как будто испытывая неисчислимые дурные
предчувствия. Дон передал ему бумагу с уравнением Элвелла для 1880 года.