"Бэзил Дэвидсон. Операция Андраши " - читать интересную книгу автора

слушал, как Бора говорит о десятке, с которой им предстоит встретиться. Это
все были старые друзья Боры. Старые друзья его самого.
- Станко там будет обязательно, - говорил Бора. - Его место там. Такие
уж у него обязанности.
Том понимал, как Бора относится к Станко. Когда враг сжег в прошлом
году Рашинцы, родную деревню Боры, Станко тоже был там, тоже смотрел на
огонь из леса у гребня. А потому Бора относился к Станко по-особому, и
главное тут было то, что Бора винил себя в гибели жены даже больше, чем
немцев, которые сожгли ее в церкви вместе с тридцатью тремя односельчанами.
Они говорили об этом среди снегов на Главице, когда несколько месяцев
назад ждали там самолета с Базы, который должен был сбросить им боеприпасы и
продовольствие. Самолета, который так и не прилетел. И пока они сидели в
бесплодном ожидании вокруг костерка из сухого хвороста, Бора высказал все,
что думал о себе. "Но ты же не мог бы ничего сделать, Бора, даже будь ты
там". Само собой. Но суть, как выяснилось, заключалась совсем в другом. Бора
ушел от жены как раз перед началом войны - не к другой женщине, настойчиво
объяснял он, подкладывая тонкие прутья в слабое пламя, а просто ему надоело.
Не ладилось у них, вот и все. "А если б я остался, знаешь ли, так я бы ее,
пожалуй, и бить начал. Ну, раз-другой, почему бы и нет? И она бы ничего не
сказала, да толку-то что?"
Вот он и ушел из Рашинцев на другой склон Плавы Горы, на дунайский
склон, где у него был виноградник, который достался ему в наследство от дяди
с материнской стороны. А в Нешковаце была вдова, приятная такая женщина, и
все вроде бы складывалось к лучшему. Но теперь, когда Рашинцы сожгли, он
чувствовал себя виноватым, и никакие слова не могли его разубедить. Он винил
себя с ожесточением, которое медленно разгоралось в ненависть, неторопливую,
непреходящую ненависть, в ту же ненависть, которая грела их всех - и Марко,
и Станко, и остальных. А потому Том сказал:
- Конечно, Станко там будет, можешь не волноваться.
Предсказать это нетрудно, решил он про себя, - где же еще ему и быть?
Станко там не будет, только если произошло что-то очень серьезное, а ничего
такого явно не произошло.
Копыта зацокали по выложенной камнем дороге на дне долины у подножья
Главицы, а потом, замедлив шаг, лошади начали взбираться на гору. И все
произошло точно так, как он предполагал. Когда три четверти подъема остались
позади и они добрались до первых деревьев леса, широкой полосой
опоясывавшего вершину, их окликнул невидимый часовой. Они с облегчением
остановились и подождали, чтобы он их узнал. Потом поехали дальше и увидели
молодого Милая из Нешковаца, который укрывался с винтовкой среди густых
кустов.
- А, так ты здесь, Милай! - крикнул Бора, - Я так и думал, что ты
здесь.
Часовой, большеглазый паренек в выгоревшей немецкой куртке, даже
покраснел, так он им обрадовался. Он крикнул из своего тайника:
- Там жарят свинью, Бора. Здравствуй, товарищ Никола!
- Здравствуй, Милай. А про свинью ты всерьез?
Паренек расхохотался. С хрустальных деревьев словно посыпались
искрящиеся брызги смеха.
- Поезжайте, поезжайте, не то ее всю съедят!