"Юрий Владимирович Давыдов. Иди полным ветром " - читать интересную книгу автора

помолчав, он продолжил прерванный рассказ: - Так вот, господа. На чем,
бишь?.. А-а, да-да! Так вот, бежал я из Ревеля, с эскадры, со своего
фрегата. Вы понимаете, что мне за сие грозило? Ну-с, думаю, будь что
будет! Добрался до Петербурга на какой-то финской лайбе, явился к Василию
Михайловичу и, как говорится, пал в ноги. Так-то, господа, мечта моя
исполнилась, я попал на шлюп "Камчатка" и ушел в дальний вояж. И должен
заметить, ушел с легким сердцем: Головнин замял скандал, мой послужной
список остался чистым.
Матюшкин и Козьмин слушали с подчеркнутым вниманием, капитан Кокрен -
с натянутой улыбкой.


11

В Островное был послан мичман Матюшкин. Кокрен поехал с ним. Путь в
Островное взял четверо суток. Селеньице оказалось небольшим - три десятка
изб да часовенка, погруженные в снега.
Когда нарты Матюшкина подъезжали к Островному, туда входил купеческий
караван. В нем было более сотни обросших сосульками лошадей, навьюченных
мешками. Чукчи уже поджидали купцов, раскинув на соседнем островке свои
юрты.
Матюшкин пошел в ближайшую избу договориться о ночлеге. Кокрен
остался на дворе.
Было темно. По небу перебегали красные и зеленовато-белые лучи. В
хижинах светились льдистые оконца. На дворах подле тюков с товарами пылали
костры. Где-то били бубны, глухо и размеренно, с жуткой настойчивостью. В
этих глухих повторах Кокрену чудился ритм Севера, тот ритм, которому,
казалось, был подвластен бег этих красноватых и светло-зеленых лучей.
На другой день ударил спозаранку колокол, на высокую мачту взбежал
флажок, торжище началось. Чукчи разложили на нартах меха. Красивой
изморозью отливали черно-бурые лисицы; дымчатой голубизной, как снега на
рассвете, чаровали взор песцы, а куница и бобер так и манили нежить руки в
их желто-бурой и темно-каштановой шерсти.
Купцы из Якутска были обвешаны кружками, бисером, связками
курительных трубок. Прислужники купеческие распаковали тюки и ящики с
топорами, медной посудой, материей, выставили бочонки со спиртным.
Торжище продолжалось три дня. Сменилось оно всеобщим весельем. Били
бубны, мчались, состязаясь в беге, олени, разливались гармоники.
А Матюшкин тем временем встречался с чукотскими старшинами. Пользуясь
услугами якута-переводчика, толковал мичман с хитрым, сообразительным
Валеткой, жившим южнее Шелагского носа, и с рослыми, похожими, как
близнецы, Макамоком и Леутом - обитателями берегов залива Святого
Лаврентия, и с Эврашкой, как толмач называл морщинистого старика,
пришедшего в Островное с берегов Чаунской губы...
В секретном письме к Врангелю сибирский генерал-губернатор говорил не
только о нежелательности присоединения "английского пешехода" к
экспедиции, но еще высказывал предположение, что Кокрен попытается
выведать и самолично посетить пункты меновой торговли чукчей с
американскими туземцами на Аляске. А сия разведка, по мнению Сперанского,
могла дурно отразиться на русской торговле, как, впрочем, и на