"Юрий Владимирович Давыдов. Иди полным ветром " - читать интересную книгу автора

Единственным петропавловским домом, где было вечерами приятно и
весело, был дом начальника Камчатской области капитана первого ранга Петра
Ивановича Рикорда.
Петр Иванович, старый моряк, близкий друг Головнина, жил на Камчатке
вот уже лет шесть-семь вместе с женой своей Людмилой Ивановной.
Забот у Петра Ивановича было немало. Но все они вскоре показались ему
"пустыми хлопотами". Завел Петр Иванович полицию, журил исправников, когда
замечал буйных во хмелю обывателей, а потом узнал, что и чины полицейские
такие запивохи и драчуны, что самое им место в каталажке. Пробовал он
облегчить участь камчадалов устройством казенных магазинов с мукой и
порохом, да все одно купчишки ухитрялись обдирать туземцев по-прежнему.
Сообразил Петр Иванович и лазарет, но лекари истребляли спирт, безбожно
объедали больных, и ничего-то Рикорд поделать не мог. А если захаживал он
в казармы матросских служителей, то там при всем желании придраться было
не к чему.
Людмиле Ивановне тоже жилось скучно. Пробовала она заняться
огородничеством и даже, надо сказать, преуспела в этом, да только
огородничество не вполне ее занимало. Ждала, ждала она детей, но так и не
дождалась. Не обзаведясь собственными чадами, Людмила Ивановна надумала
нечто вроде пансиона. Собрала у себя под крылом четырех
девочек-подростков; трое из них были дочери местных ремесленников,
четвертая, Ксения, - дочь вдового священника Иоанна. Людмила Ивановна
звала ее на украинский лад Оксинькой и только диву давалась, за что это
господь наградил отца Иоанна такой "найкрайщей дивчиною". И точно,
Оксинька, с ее худенькими, еще совсем детскими плечиками, с ее стройными
ножками, наивными яркими глазами и отливающими медью волосами, была
хороша, очень хороша.
Пансионерки зубрили французский, музицировали на фортепьяно и
навострились славно отделывать менуэты, экосезы, польки и даже вальсы,
недавно вошедшие в моду. Словом, Людмила Ивановна так образовала
пансионерок, что могла бы вывезти не только в Иркутск, но и на зимние балы
в Москву. Но девам приходилось довольствоваться обществом гарнизонных
офицеров. Лейтенант Стогов и командир брига "Дионисий" лейтенант Повалишин
первенствовали тут так же, как заезжие гвардейские офицеры на московских
балах.
Появление английского путешественника вызвало, разумеется, живейшее
любопытство. Однако в первый вечер Кокреном завладел Петр Иванович. Он
увлек Джона в кабинет, где тот увидел цветные японские гравюры, камчатские
акварельные пейзажи и портрет царя Александра, писанный маслом.
Англичанин привычно повторил вранье о пари, о слове джентльмена и о
том, что он все-таки выиграет спор. И опять-таки в десятый, наверное, раз
он увидел на лице собеседника выражение благодушного сомнения. Потом они
беседовали о знакомых Рикорду английских капитанах Фисгарде и Чорче, у
которых Петру Ивановичу довелось плавать в молодые лета, поспорили о
достоинствах и недостатках непотопляемого бота с воздушными ящиками,
изобретенного корабельным мастером Фингамом, похвалили мясные консервы
фирмы "Донкин и К°", незаменимые в дальних вояжах, а затем перешли к
обсуждению морских карт, которые издавал в Лондоне Эрроусмит, и
преимуществ хронометров работы Баррода перед хронометрами мастерской
Смита... Короче, беседовали они с тем истинным удовольствием, с каким