"Юрий Владимирович Давыдов. Март " - читать интересную книгу автора

В ту пору захватила его мысль о партизанской войне. Попались ему в
Саратове у местного доктора-библиофила мемуары Гаспарони, итальянского
Робина Гуда, много лет воевавшего в горах с жандармерией. Прочел Денис и
возгорелся: "Вот бы и у нас!" Михайлов спорил: "Срок не вышел". Однако
соглашался - опыт партизанских боев очень может пригодиться.
И Денис махнул в Одессу. На Балканах славяне войну против турок
подняли, русское правительство не препятствовало отправке добровольцев,
хотя и не высказывалось одобрительно. Пароходом добрался Волошин до Рагузы,
попал с несколькими земляками в Иностранный легион, которым командовал
сербский генерал Любибратич.
Неразберихи хватало, проходимцев тоже. Но, в общем-то, народ
подобрался храбрый. Были и гарибальдийцы. Вооружились чем ни попало. Сабли
всем выдали, а вот огнестрельное - с бору по сосенке. У иных кремневые
ружья. Несколько часов карабкались по горам, прибыли в Цетинью, столицу
Черногории. С того дня началась боевая жизнь, и тогда-то вкусил Денис
Волошин, что оно такое - "упоение битвой".
Отряд щипал турецкие блокгаузы. Зевать не приходилось, турки пленных
не жаловали, кромсали саблями на куски. В черногорских деревнях радели
волонтерам, последней лепешкой делились, ракией-водкой потчевали. А в боях,
в разведках и вылазках пробавлялись галетами. С наступлением осенних дождей
война утихла, да только Денису не повезло: всадил-таки турка пулю в плечо.
Спасибо, в Цетинском госпитале русские медики выходили...
Два с лишним года не был Денис в Москве; вернувшись, не застал в живых
отца, пришел в Донской монастырь на могильный холмик. Среди
петровцев-студентов многих не досчитался. Но все же причалил Денис к
академическому берегу, записался слушателем.
Ходоков "в народ" поубавилось. Нынче о другом говорили:
землевольческие поселения. Да, теперь те, что остались, те, что уцелели,
предлагали не бродить по деревням с книжками, а "врастать в крестьянство",
действовать тишком, исподволь. После жизни на вершинах, как называл Денис
черногорскую страду, не по душе ему пришлось направление революционной
борьбы. Дениса теперь саднила мысль-мечта о боевой организации в России. Но
тут таилась заминка, одно тормозящее обстоятельство, которое он одолеть не
умел. Боевая организация предполагала безусловное подчинение личности. А
безусловное подчинение личности таило опасность, о которой ему всегда
напоминал полуразвалившийся грот, тот грот, что одни называли Ивановским,
другие - Нечаевским.
В убийстве Ивана Иванова - из старых газет Денис все подробности
вычитал - мнилась ему не ошибка, не частность... Так вот, мысль-мечта о
боевой организации оставалась потаенной, заветной. И - пугающей. Как в
детстве, этот угрюмый грот и тенистые, элегические пруды.
А покамест твердо нацелился Волошин кончить академический курс.
Квартировал он на отшибе; коллеги-студенты обитали в Петровских выселках,
что за озером, или же в одном из флигелей, которые красиво и спокойно
полуобнимали площадь против главного академического здания; Денис же
обосновался у пасечника-бобыля, подальше от суеты, подальше от спорщиков и
виноплясок. Была особенная Волошину прелесть в добровольном уединении.
Правда, относительном: ежедневно ходил в лаборатории, в лекционные залы. И
всегда, при любой погоде, когда с пристальной радостью, а когда и с
машинальной рассеянностью, вглядывался Денис в давно полюбившиеся