"Юрий Владимирович Давыдов. Соломенная сторожка" - читать интересную книгу автора

Потом он еще кое-что изобрел в том же духе. Крапленые карты?
Шулерство? Это по-вашему, по-барскому, либеральному, это для тех, кто в
белых перчаточках. И ничего не будет худого, коли каждый из вас отведает
тюремной похлебки. Напротив, господа, совсем напротив.
Он завел тетрадочку - заветную, заповедную. Давеча внес тезис:
истинный революционер должен разорвать все родственные узы. А нынче при
свете свечи влажными глазами читал сестрино письмо.
Милый Сережа! Наконец я решила написать тебе и писать письмо самое
серьезное об нашем скверном положении и буду жаловаться на нашего батюшку.
Они каждый день пьяны донельзя и совсем оставили дом наш, так что мы совсем
их не видим, разве что придут домой на минутку и то не могут стоять на
ногах и поднимают страшное ругательство. И постоянно играют в карты,
проигрывают денег очень много. И скоро, кажется, доживем до того, что не
будем иметь корки хлеба, хоть мы и работаем. Теперь нам нужно приготовить 6
р. каждый месяц на дрова; у нас в Иванове такая стоит холодная зима, что
даже не припомнить такой зимы. Теперь осталось передать тебе, что мы
находимся в очень затруднительном положении, прошу тебя, милый Сережа,
пожалуйста, напиши папаше письмо, только посерьезнее, может быть, они тебя
и постыдятся...
У нас в Иванове стоит холодная зима...
В селе Иванове, где мычанье коров перебивал посвист паровых машин, в
селе Иванове Владимирской губернии, там он родился, там семнадцать годов
отжил. Папаня поощрял сына к ученью. В мальчишестве лишился матери, дед с
бабкой жалели сиротинку. Не угол ему отвели, а чистую горницу. И не
дьячка-грамотея принаняли, а человека письменного - в столичных журналах
подвизался.
Добряк учитель радовался: шустрый разумом этот хмурый скуластенький
Нечаев Сережа, жаден к знанию, к лучам света в темном царстве. Быстр и
упорен - чего же лучше? Ах, милый ты мой... Радовался добряк разночинец, да
вдруг и недоумевал, терялся, когда Нечаев Сережа подавал ему сочиненья на
вольную тему.
Экое странное пристрастие! Наклонность вовсе не детская. Н-да,
поневоле заскребешь в затылке. Сюжеты, какие сюжеты выбирает:
воришку-мазурика бьют городовые, усердно бьют и с удовольствием; купец
изгаляется над приказчиком; на фабрике котел лопнул, мастеровой едва жив
остался, а с него ж еще шесть гривен штрафу слупили, и тот выложил, лишь бы
опять к работе приставили... Казалось бы, ликуй учитель: ученик твой не про
пташек да буренушек пишет, нет, примечает ужас быта и мрак бытия, а тут уж
и рукой подать до сознательного протеста. Ликуй?.. Нет, какое там
ликованье, ежели в душе мальчугана ни трепета, ни сочувствия, ни даже
наивного удивления перед тем, что творится вокруг.
Да он и сам, Нечаев Сережа, не умел объяснить своему учителю, отчего
выбирает такие сюжеты. Не умел? А может, не хотел? Отвечал кратко: "Дураки
все, вот и мучаются". Или так: "Дураков жалеть нечего". Учитель, головой
качая, ласково толковал о великой исцеляющей силе милосердия, ученик
слушал, пряча узкие глаза, казалось учителю, мелькала в тех глазах, похожих
на лезвия, странная, опять же недетская усмешливость.
О, если б знал учитель, как Сережа написал однажды про высыхающих
мальчиков. Нет, не знал. Никому не показывал Сережа вот это свое сочинение
на вольную тему.